Джефф Ровин - Смертельная битва

Иногда, когда Тьен гневался, окутанная тучами гора громогласно грохотала. Когда он приходил в ярость, вершина горы полыхала алыми сполохами. А когда верховное божество пребывало в радостном или умиротворенном расположении духа, его гору драгоценным ожерельем обнимала многоцветная радуга.

Пять тысяч лет назад Желтый Император Цветочного Царства воздвиг в честь богов первый храм. Он считал, что для самого Тьена храм этот был недостаточно пышным, и потому посвятил его Шан Ти — богу гор и рек. Скоро и другие правители стали строить храмы разным богам, только Тьену они их не воздвигали. Со временем вошло в традицию фигуру Тьена с несколькими конечностями воссоздавать только в глине или выводить тушью ее силуэт, но лик бога нельзя было ни изображать, ни даже описывать словами. Да и как мог простой смертный надеяться уловить и выразить лучистое сияние мудрости бессмертной сущности Тьена, источаемое его глазами и улыбкой, спрятанной в уголках губ? Как смог бы он передать гордую посадку его большой головы?

Тем не менее, люди искусства и служители веры нередко обсуждали между собой внешность Тьена, кое-кто даже пытался описать его неизъяснимую сущность, заимствуя для этого самые красивые магические черты низших божеств. Художники выставляли свои картины в селениях, позволяя всем — от местных мудрецов и поэтов до простых тружеников — сочинять и вывешивать рядом с ними стихи, фантазировать, в каком облике Тьен предстает перед их мысленным взором, или соотносить священный образ бога с неисповедимыми путями его, коими идя, он создал природу.

С течением веков религиозное поклонение Тьену ширилось, почитание его в искусствах и поэзии стало страстью и любимым досугом для многих людей. Некоторые из них считали, что не только запрет закрывает от них лик Тьена, главное заключалось в том, что познать его невозможно — как слепящий диск солнца или обратную сторону луны.

К этому склонялись многие… но не все.

Кое-кто задавался вопросом о естестве гораздо более древнего божества, сердце которого продолжало биться в самом центре Земного Мира.

Жрецы многих религиозных сект, почитавших Тьена, верили, что это сердце излучает разноцветные ауры — белую, черную, синюю или красную.

Синяя означала путь в наш мир.

Белая открывала дорогу в царство Тьена.

Черная вела в обитель смерти.

А красная…

Красная открывала доступ во Внешний Мир, туда, где властвовали могучие таинственные силы.

— Но почему ты должен этоделать? — завопила Чен, сжав руку племянника так, что рукав его коричневой накидки помялся. — Ты хоть знаешь, зачем это надо?

Красивые черты лица Кун Лао исказила невеселая гримаса.

— Конечно, знаю, тетушка Чен, — ответил он.

Остановившись на полдороги к двери их бамбуковой хижины, Кун Лао слегка повел рукой, чтобы высвободиться из тетушкиного захвата.

— Я ухожу учиться.

— Ты бы еще в озеро бросился, чтобы узнать, как тонут, — сказала она, не выпуская его руки. — Или, может, спрыгнешь с крыши храма в Джэки-чане, чтобы убедиться в том, что летать ты не умет ешь?

Кун Лао насупился.

— Это совсем не одно и то же. Я видел, как люди тонули, и знаю, что я не птица и не бабочка. А бога я не видел никогда.

— Ты его и не увидишь! — воскликнула женщина. — Ты погибнешь, даже не достигнув обиталища низших богов.

— Откуда ты знаешь, — спросил он, — если никто никогда не пытался это сделать? Жрецы не умирают.

— Но и не пытаются взобраться на священную гору, — возразила женщина, и слеза скатилась из узких ее глаз по обветренной, морщинистой коже щеки. — Ты ведь сам знаешь, знамение было святым людям — а ты не из их числа. Подумать только! Это что же? Наскучило ему как-то воду таскать, встал столбом посреди деревни и вдруг решил наведаться к Тьену, чтобы поболтать с ним по душам? Скажите, пожалуйста, какой распрекрасный герой этот водонос Кун Лао. Людям воду из колодца по домам носит.

— Вовсе не так это было, — ответил высокий, хорошо сложенный юноша, нахмурившись еще сильнее.