Екатерина Кинн - Самое Тихое Время Города

Живак. Вот кто он для них. А сами они кто? Господи, это же просто страшный сон наяву. Небось упырье семейство какое-нибудь, и сейчас они с аппетитом его сожрут. Вот тебе, дурень, за доверчивость. И за любопытство. За последнее – в особенности.

– Мам, ну ладно тебе, – миролюбиво сказала Вика, снимая шарфик. – А где Светка? Гуляет?

– Гуляет. Уже три часа гуляет. Вы идите в столовую, я там чай приготовила, попейте чайку с пирогами.

Чай? А Вика сказала, что они не едят и чаю не пьют. А кровь человеческую?

– Извините, Вика, я пойду, наверное.

– Вот еще, никуда вы не пойдете. – Вика вцепилась в его рукав. Андрей с изумлением обнаружил, что она довольно крепко за него держится. И рука теплая, и даже щеки розовые, как с легкого морозца.

– Пойдемте, пойдемте. У нас все настоящее, вкусное, вы не бойтесь, не думайте, мы не упыри, мы просто… Мы такие, как есть. Я даже не знаю, кто мы такие…

– Вика, а почему вы обыкновенных людей называете таким страшным словом? Кто придумал?

– Живак?

– Ну да, живак.

– Ой, это Светка, сестрица моя младшая. Ей же всего одиннадцать, она такой сорванец. А что? Вам обидно?

– Да жутковатое словечко, если честно.

– Хорошо, я вас не буду называть живаком. – Она очень серьезно глянула на Андрея снизу вверх. – Я вас буду называть просто по имени. Можно?

– Можно, – пробормотал он.

Вика кивнула, приглашая следовать за собой. Он пошел за ней в столовую. Комната была просторной, обставленной тяжелой темной мебелью. Отличный интерьер в старинном стиле, что-то похожее он делал в прошлом году одному заказчику для «генеральской» квартиры возле «Войковской». Андрей украдкой погладил матовую поверхность резного буфета – буфет был самый что ни на есть настоящий. Это была квартира из старых фильмов, сталинских времен, как и пальтишко Вики, ее беретик и аккуратное темно-синее платье с круглым воротничком.

– Андрей, садитесь, пожалуйста, – пригласила Вика, отодвигая стул. Андрей сел. Вика подвинула чашку, налила чаю из самовара. Красивая чашка. И пирог красивый. И самовар – красивый и настоящий. – Андрюша, вы почему чай не пьете? Вам горячо? – К чашке приблизился прозрачный графин с холодной водой. На чайной пачке – надпись «Чаеразвесочная ф-ка № 2 им. Л. Красина».

– Спасибо, очень вкусно.

– Скажите, а вы кто?

– То есть?

– Ну… чем занимаетесь?

– А-а. Я художник.

– Настоящий художник?

Андрей растерялся:

– Н-не знаю… Я просто рисую, и у меня иногда получается.

Ему почему-то стало немного неловко от ее вопросов, и, к несчастью, Вика это заметила.

– Отчего вы так стесняетесь? Оттого, что… – Она не договорила, у нее пресекся голос, Андрей поднял голову от чашки – в Викиных серо-голубых глазах стояли настоящие слезы. – Вы нас боитесь? Да? Боитесь? Я заметила! – Вика встала, подошла к окну. Взялась обеими руками за тяжелую занавесь. Андрей поспешно поднялся от недопитой чашки:

– Вика, простите меня. Я… я сначала и правда боялся. Немножко совсем, но боялся.

– А теперь?

– Теперь не боюсь.

– А вы придете к нам еще?

– Ну конечно, конечно, приду.

В столовую вошла Викина мама, стройная дама с высокой прической, в темном платье с белым воротничком.

– Здравствуйте. – Она говорила вполне вежливо и спокойно, но как-то неприветливо.

– Мама, это Андрюша. Андрюша, мою маму зовут Лидия Васильевна.

– Очень приятно. – Лидия Васильевна чуть наклонила свою аккуратную голову. – Не тревожьтесь, я не стану прогонять вас. Раз уж моя дочь привела вас сюда… Но очень прошу вас, Андрей, – она говорила не «очень», а «очен», – больше не приходить к нам и никому о нас не рассказывать. Хорошо?

– Хорошо, – прошептал Андрей, чувствуя, как снова стало пусто в груди и запел вдалеке рог Охоты. Вика расплакалась в голос. Лидия Васильевна подошла к ней и, ловко отодвинув Андрея плечом, вклинилась между ними. Обняв Вику за плечи, она обернулась:

– Прошу вас, уходите. Оставьте нас. И не возвращайтесь.

В глазах у нее стыл тот же черный страх перед летящей по следу Охотой. В комнате сразу стало трудно дышать.

Он молча пошел в прихожую. Молча надел куртку и открыл дверь на лестницу. До него донесся крик Вики:

– Зачем, зачем ты его прогнала? Андрей, вернитесь, вернитесь, пожалуйста!

Он хлопнул дверью. На голову посыпалась штукатурка. Сходя по лестнице, он сильно поскользнулся и чуть не упал на выщербленных ступеньках. Выйдя на улицу, огляделся. Странно, когда они вошли в дом, было не так уж и поздно, а сейчас уже темно, фонари горят. Он оглянулся на дом – тот щерился обломками торчащих из окон рам, каких-то досок. Жалобно скрипела, неприкаянно мотаясь на ветру, полусорванная дверца в подвал. Откуда-то налетел ледяной порыв ветра, набил полную голову ледяной измороси, ему стало зябко и неуютно. Поймав прохожего, Андрей спросил, как добраться до ближайшего метро, которым оказалось «Октябрьское поле».