И так будет до тех пор, пока люди в этом мире будут ценить красоту и фантазию.
Я закончил рассказ. Все молчали. Потом, наконец, заговорила Светлана:
— Красиво сказал, Митя. И история красивая. Вот только… Хорошо, что у него оказался настоящий талант. А если бы нет? Если бы он был бездарем? Графоманом, убежденным в своем таланте? А ведь именно таких — подавляющее большинство. Был бы тогда человек, загубивший и свою жизнь, и жизнь своей семьи ради иллюзий.
— Блин, ну и вопросы ты задаешь, — смешался я.
— А я много про это думаю, — откликнулась Светлана. — Помнишь старую притчу, про двух лягушек, попавших в кринку с молоком? Ну, там где первая сразу сдалась и утонула, а вторая Била лапками, сбила из молока масло и выбралась на волю. А я вот всегда думаю — а если бы в кринке оказалось не молоко, а вода? Умерли бы обе, просто одна сразу же, а другая мучилась. Жизнь — она вообще на книжки не похожа, если думать.
Она улыбнулась.
— Старая стала, много думаю о том, что останется… Ну, вы понимаете. После.
И вдруг прочитала размеренно:
Вдруг на бегу остановиться,
Так,
будто пропасть на пути.
«Меня не будет…» —
удивиться.
И по слогам произнести:
«Ме-ня не бу-дет…»
Мне б хотелось
не огорчать родных людей.
Но я уйду.
Исчезну.
Денусь.
Меня не будет…
Будет день,
настоянный на птичьих криках.
И в окна, как весны глоток,
весь в золотых, сквозных пылинках,
ворвется
солнечный поток!..
Просыплются дожди в траву
и новую траву разбудят.
Ау! — послышится —
Ау-уу!..
Не отзовусь.
Меня не будет.
И все опять помолчали.
— Роберт Рождественский? — зачем-то спросил я, хотя знал ответ.
— Да, из сборника «Последние стихи», — ответила Светлана. — Странный какой-то разговор у нас сегодня получается. Лучше объясни, почему именно «Путешествие на Запад»?
— Да по всему! — отмахнулся я. — Там вообще поддавки какие-то, нам это название разве что на лбу еще не написали. Демоны-якши постоянно возникают по ходу всего романа, грабли с девятью зубцами — знаменитое оружие Чжу Бацзе, посохом чань-бо, специально заговоренным под убийство демонов вооружен Ша Сен, атаку монстра из его собственного желудка провернули Сун Укун на пару с богиней Гуанинь, и так далее и тому подобное. Плюс «соседи», плюс буддизм, котором пропитано «Путешествие на Запад», плюс цифра «шестьдесят» — указаний более чем достаточно, только слепой не заметит.
— Это что же… — не столько злобно, сколько растерянно начала Ольга, — Мало того, что я с граблями бегаю, так я еще и типа свинья теперь получаюсь? Ну спасибо!
— Да ладно тебе, — отмахнулась от соперницы Татьяна, которая о чем-то всерьез задумалась. — Я тогда вообще демон-людоед получаюсь и ничего, не выступаю. Это просто крутое масштабирующееся оружие, чего тебе еще надо?
— Именно так — кивнул я. — Кстати, насчет задания на второй тур — не удивлюсь, если нашему капитану мы найдем железный посох. Еще больше не удивлюсь, если он будет с золотыми ободками с обоих сторон. Хотя последнее вряд ли, это уже полный плагиат будет.
— То есть, получается, Тарасик у нас — царь обезьян… — начал Петька Пара, но был перебит Ольгой.
— Точно, похож!
— Да погоди ты! Тарас — обезьян, Ольга — свинка, Танька — демон… А мы с Патриком кто?
— Ну, своим неумением и нежеланием сражаться ты очень напоминаешь танского монаха, — улыбнулся я.
— А мне типа роли не досталось, — с сарказмом кивнула Патрик. — Как всегда.
— Почему же? — покачал головой я. — В этой компании был и пятый персонаж, и тоже вполне себе разумный. Белый конь, на котором ехал монах — на самом деле сын Царя драконов Западного моря, третий наследный принц, который мог превращаться и в дракона, и в человека. По книжке он был обвинен отцом в непочтительности к родителям и за это чуть не был казнен. Спасла его богиня Гуанинь и подрядила сопровождать танского монаха на пути в Индию. Однако он, по незнанию, пребывая в своей драконьей ипостаси, сожрал белого коня, на котором ехал монах, за что и был вынужден принять облик коня и путешествовать именно в этом образе. Поэтому, пока другие непрестанно болтают по пути, он идет молча, и о чем он думает — никто не знает.
— Ну прям очень на нашего Патрика похоже, — кивнул Петька. — Слышь, рыжая, ты, оказывается — маунт! Да еще и мой. Прикинь, да! Это у вас типа семейное — я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик [130].
Но рыжая даже не цыкнула на хилера в ответ, тоже о чем-то задумавшись.
Читать дальше