Александр Прозоров: Зубы дракона

Так что же делать? Правая рука без всякого влияния разума скользнула вперед и прикрыла ладонью от возможных опасностей величайшую ценность организма, болтающуюся внизу живота. Из губ вырвался тяжкий стон. И весь этот телесно-духовный разброд мне наконец надоел. Я шагнул в тень и прижался к ледяной стене, дыша морозным воздухом, пропитываясь зимним холодом насквозь, до самого мозга костей, а потом, когда кожа ощетинилась мурашками, а зубы стали выбивать походный марш, выдвинулся обратно на раскаленный свет. Содрогнувшись под двумя тепловыми ударами, распустившиеся детали организма съежились и разбежались по местам. Сердце застучало четко и ровно, легкие до самых глубин наполнились свежим влажным воздухом, мозги прочистились и заработали четко и внятно.

Итак, где я? Заброшенная горная деревушка. Войны здесь не было — при попадании снарядов содержимое домов обычно выбрасывает наружу, а здесь крыши везде провалились вовнутрь. К тому же нет следов пожаров.

Вывод — поселок умер своей смертью. Брошенный людьми, он медленно разлагается сам по себе, и скоро останется только скелет из каменных ребер и позвонков.

Что делать? Искать людей. Такой большой поселок — тысячи на три народу — не может быть брошен сразу всеми. Наверняка где-то ютится пара старичков-пенсионеров, не пожелавших бросить родные места на старости лет, бродит какой-нибудь полусумасшедший краевед-любитель, растягивает шкурки привыкший к одиночеству охотник. Не может быть иначе. Они выведут на дорогу, укажут ближайший транспорт. А если повезет, то и телефон найдется. Вполне могли сюда связь провести, пока население еще не разбежалось.

Вопрос последний: как заставить правую ладонь покинуть боевой пост? Сила воли с ней справиться не может.

Ответ: заглянуть в любой из брошенных домов и найти какую-нибудь подходящую по размерам тряпку. Хоть с огородного пугала снять. А то, чего доброго, туземцы нудистского наряда спужаются, за психа примут. Попробуй потом с ними контакт наладить!

С этим благим порывом я и взялся за покосившуюся калитку. Древесина опала пылью, словно пепел с сигареты, улетела в сторону легким облаком. И я понял, как здорово влип…

За калиткой лежал скелет. Сияющие белизной до боли в глазах косточки, одна нога чуть изогнута в колене, рука вскинута к подбородку. Нижняя челюсть отпала вниз, демонстрируя ровные, здоровые зубы.

Зубы. Я пришел сюда, чтобы вылечить зубы, — не к месту всплыло в мозгу. Я попятился и обессиленно сел у стены.

Да, сюрприз. В селениях, где есть хоть один живой человек, останки не валяются во дворах.

Вывод? Поселок мертв, Игорек. Ты здесь один.

Над улицей дрожал воздух. Он рвался вверх, утекая к небу тонкими гибкими струйками, ручейками, потоками, которые время от времени скручивались в жгуты маленьких смерчиков и уносились прочь, разбрасывая зернистый оранжевый песок. Голова под волосами зудела, словно туда забралась сотня клопов и устроила банкет. Почесать голову оказалось невозможно — волосы так нагрелись под солнцем, что прикосновение к ним было равносильно поглаживанию паяльника. Будь я лысым, уже бы помер. Попадавший в легкие воздух не освежал, а давил парной духотой. И вдобавок страшно хотелось есть. Пожалуй, даже жрать. Ведь перед наркозом есть запретили…

Стоп! Я попытался поймать за хвост ускользающую мысль… Наркоз… Был наркоз… Может, меня под наркозом того… увезли куда?.. Но почему? Зачем? Ведь я сам согласился…

На что?

И тут мне прямо на щеку с громким зудом спикировала муха. Я согнал ее, потеряв одновременно и цепочку воспоминаний. Муха описала короткий полукруг и с ходу попыталась влезть в ухо. От удара у меня зазвенели барабанные перепонки, вылетели остатки памяти и резко заныло в шее. Я явственно ощутил, как под ладонью моя аристократическая ушная раковина превращается в плоский блин. Самое обидное — гнусная крылатая тварь нисколько не пострадала. Она уже лезла мне под мышку. Резкий удар! З-з-з-з… Черная небольшая муха, уверенная в себе, совершила неторопливый облет доставшегося ей куска человечинки. Я попытался поймать ее в кулак. Раз… Еще раз… Как бы не так. Рассадница инфекций была вертлявой и глазастой.

— Ну, погоди, скотина беспородная! — Вскочив, я попытался прихлопнуть ее ладонями. После двух-трех минут бурных аплодисментов муха отошла на заранее приготовленные позиции, повиснув в полуметре над головой. Я погрозил кулаком. Она стала описывать широкие круги, как акула перед атакой. Я хмыкнул, и сделал вид, что больше ее не замечаю.