Марина Дяченко: Волосы

Газетенка, где Егор работал одновременно редактором, корректором и верстальщиком, долго болела, задерживала тираж, зажимала зарплату, морочила голову – и наконец развалилась, задолжав Егору денег за три рабочих месяца. Таким образом накануне свадьбы (а о свадьбе они с Олей решили давно и окончательно) он оказался безденежным, безработным и печальным.

Разумеется, он тут же взялся искать новую работу. Все знакомые уверяли, что с его-то разнообразными умениями устроиться будет проще простого – однако хорошие места были уже заняты, а плохие (крохотная зарплатка плюс двести сорок дурацких обязанностей) Егора не устраивали.

Свадьба откладывалась. Что это за свадьба – студентка и безработный? Олины родители роптали.

И Егор уже смирился с необходимостью устраиваться на плохую работу, когда во время очередного обзвона по газетным объявлениям ему ни с того ни с сего назначили собеседование. И он поплелся, заранее зная, что ничего из этой затеи не выйдет, потому что вакантное место предполагалось не просто хорошее – оно было на диво хорошо, а значит, и занять его предстояло чьему-нибудь другу или родственнику.

– Вы нас устраиваете, – сказала нестарая ухоженная женщина, одаривая Егора холодной менеджерской улыбкой. – Можете хоть сегодня приносить трудовую книжку.

Он так обрадовался, что даже растерялся. Денег, которые эта фирма собиралась ему платить, хватило бы не просто на свадьбу – на медовый месяц где-нибудь в теплых краях.

– Работа у нас напряженная, так что постарайтесь не болеть, – сказала менеджерша уже без улыбки. – То же касается опозданий… Кстати, у вас есть костюм? Наш шеф не терпит неряшества, никаких свитеров и джинсов на работе… Это не очень вас напряжет? И еще одно, – она поиграла изящной зажигалкой. – Все сотрудники нашей фирмы посещают одну и ту же парикмахерскую, одного и того же мастера – бесплатно, – тут она снова улыбнулась, но на этот раз тепло и даже по-заговорщицки. – Видите ли… Шеф – классный специалист, отличный руководитель. Но он просто поведен на стиле. Стиль должен быть во всем, от шнурков и до прически. И поэтому у фирмы заключен договор с хорошей парикмахерской – мы платим за обслуживание наших сотрудников. Это очень удобно, вы не находите?

И Егор подписал договор.

Костюм в шкафу у него имелся – моль его, по счастью, пощадила. Оля сама выбрала и подарила Егору его первый в жизни галстук; известие, что Егор теперь сотрудник столь приличной и щедрой фирмы, привело ее в состояние легкой эйфории.

– Ну я же говорила, что ты гений! – говорила она, танцуя по комнате.

– Ну я же говорила, что все получится! – говорила она, отглаживая Егоровы брюки.

– Ну ты просто супер! – бормотала она, поправляя ему воротничок. – Элегантный, как пингвин в Антарктиде!

В воскресенье вечером они вдвоем отправились в парикмахерскую – ту самую, где Егора должны были бесплатно обслужить. В пустом светлом зальчике их встретил сухонький, совершенно лысый парикмахер лет шестидесяти с лишним:

– Егор… как вы сказали? Заваров? Есть такое дело, новый сотрудник «Инфо-Весты»… А вы, девушка? Просто так? Ну что ж, садитесь, Егор, выберем вам что-нибудь стильное…

Минут через пятьдесят они вышли из парикмахерской, напоенные чаем и, в общем-то, довольные. Егор раздувал ноздри от непривычных парфюмерных запахов; Оля мечтала о свадьбе. О том, что медовый месяц – или хотя бы медовую неделю – надо будет подгадать под рождественские каникулы…

В понедельник Егор приступил к работе на новом месте – в девять ноль-ноль, минута в минуту.

Первую зарплату они с Олей отметили в кафе. Пили шампанское. Много смеялись. Много мечтали.

Провожая Олю домой, Егор взял такси. И, катясь по ночным улицам, вдруг увидел, как прекрасен ночной город. Как много в нем праздничных витрин, цветных огней рекламы, красивых машин и респектабельных прохожих.

И на том его открытия не закончились.

Каждый день работы в «Инфо-Весте» оборачивался открытием. Ни в одной конторе, ни в одной фирме – а их на Егоровом счету было не так уж мало – ему не доводилось видеть таких теплых, искренних отношений между сотрудниками. Поначалу Егору казалось, что так быть не может, что он просто чего-то не замечает – но сколько он не пытался разглядеть в ежеутренних приветствиях, объятиях и рукопожатиях тень лицемерия, вранья и нелюбви, – ему ни разу не удавалось этого сделать.