Лайан Герн - Сияние луны

– Во время лихорадки ты говорил об отце, о заповеди Потаенных не лишать никого жизни. Как воину, мне ее сложно понять, однако как монах я должен это осмыслить и принять. Той ночью я дал клятву никогда не убивать. Буду искать мир через молитву и медитацию. Я оставил в Тераяме флейту и взял в руки меч. Пришло время оставить его здесь и вернуться туда за инструментом. – Макото слега улыбнулся: – Со стороны все это выглядит сумасшествием. Я делаю первый шаг по долгой и сложной дороге, но таков мой путь.

Я ничего не ответил, лишь представил храм в Тераяме, где похоронены Шигеру и Такеши, где я нашел приют, где мы с Каэдэ поженились. Он стоит в середине Трех Стран, подобно физическому и духовному сердцу моей земли и всей жизни. Отныне Макото будет там молиться за мир, постоянно борясь за наше дело. Но один человек подобен капле краски в бездонной бочке, и все же я вижу, как краска растекается на долгие годы зелено-голубым цветом, с коим у меня всегда ассоциировался мир. Под влиянием Макото храм станет самым миротворным местом, как и задумал создатель.

– Я не покидаю тебя, – мягко произнес он. – Я буду с тобой, только иначе.

У меня не было слов выразить благодарность. Друг понял мое душевное смятение и предпринял первую попытку облегчить его. Я мог лишь поблагодарить его и отпустить.

Кенжи, заручившись молчаливым согласием Шийо, протестовал против моего решения отправиться в путь, говорил, будто я накликаю бед, если совершу такое путешествие, не до конца выздоровев. Мне же с каждым днем было лучше, рука почти зажила, хотя по-прежнему болела, мерещились потерянные пальцы. Печалясь об утрате ловкости, я пытался приспособить левую руку к мечу и кисточке. По крайней мере, она хорошо держала уздечку, а значит, у меня получится ехать верхом. Основной заботой было восстановление Хаги, но Миеси Ка-хеи с отцом уверили, что справятся и без меня. Кахеи и остальную часть моей армии вместе с Макото задержало землетрясение, впрочем, обошлось без жертв. Их прибытие значительно увеличило наши силы и ускорило восстановление города. Я велел послать гонца в Шухо за плотником Хиро, чтобы вернуть в клан его семью.

В конце концов Кенжи уступил и, несмотря на боль в сломанных ребрах согласился сопровождать меня, ворчливо добавив, что лучше б я справился с Котаро самостоятельно. Я простил ему этот сарказм от радости возыметь такого спутника, и еще мы прихватили Таку, чтобы не оставлять его в столь подавленном настроении. Он, как обычно, пререкался с Хироши, хотя сын воина стал более терпелив, а сын Племени менее высокомерен, и между ними завязалась настоящая дружба. Мы взяли из города людей и поставили группами вдоль дороги отстраивать разрушенные деревни и фермы. Землетрясение прошло косой с севера на юг, и мы следовали по этой линии. Приближалась середина зимы, несмотря на потери, люди готовились к празднованию Нового года, жизнь начиналась заново.

Дни были морозные, но ясные, пейзаж – голый и промозглый. С болот кричал бекас, цвета виделись серыми и смазанными. Мы ехали точно на юг, вечерами на западе виднелся красный закат – единственная яркая краска в однотонном мире. Ночами стоял сильный холод, сверкали огромные звезды, под утро все покрывалось инеем.

Я знал, что Макото хранит какую-то тайну, но понятия не имел, окажется ли она хорошей или плохой. С каждым днем он все больше сиял от непонятного мне предвкушения. Мое настроение постоянно менялось. Я был рад снова ехать верхом на Шане, с другой стороны, все портили холод, тяготы путешествия, боль и бессилие правой руки. Ночами стоящие передо мной цели казались недостижимыми, особенно, если к ним придется стремиться без Каэдэ.

На седьмой день мы прибыли в Ширакаву. Небо затянулось облаками, и весь мир посерел. Пустынный дом Каэдэ лежал в руинах. После пожара остались лишь черные балки и пепел. Неописуемо мрачный вид. Резиденция Фудзивары, должно быть, выглядит не лучше. Я вдруг испугался, что Каэдэ мертва, а Макото ведет меня на ее могилу. С обгоревшего дерева у ворот кричал сорокопут. На рисовом поле кормились два ибиса с хохолками, розовое оперение сверкало на бескрасочной земле. Когда мы проехали покрытые водой низины, Хироши выкрикнул:

– Господин Отори! Смотрите!

С приветственным ржанием к нам навстречу скакали две буланые кобылы. За ними – по жеребенку месяцев трех от роду. Детская шерсть сменялась серой. Гривы и хвосты чернели, как лаковые.

– Детеныши Раку! – сказал Хироши. – Амано говорил, что в Ширакаве две кобылицы на сносях.