Вадим Кондратьев - Извек

В толпе радостно ахнули, но тут же смолкли. Сотник сделал несколько шагов и замер. Крышу со всех сторон окружали стены огня. Черепица по краям начала трещать и лопаться. Эрзя подбежал к пожарищу, поймал загнанный взгляд Сотника и указал рукой за дом. Там, в трёх саженях от терема, сворачивались от жара листья старой берёзы.

— Дерево! Допрыгнешь! — что есть силы, проорал Эрзя.

Сотник оглянулся и, перебравшись на ту сторону, положил ребёнка себе на спину. Сцепив дрожащие ручонки на своей шее, сдёрнул поясной ремень и пристегнул девчушку к себе. Она тут же обхватила ногами его бока и, прижавшись всем телом, замерла.

Извек собрался силами. Предстояло разбежаться по крыше вниз, а прыгнуть вверх. Высмотрев ветку поудобней, засомневался, выдержит ли. Язык пламени, заслонивший берёзу, не оставил времени на размышления. Сотник хлопнул по худенькой коленке:

— Закрой глаза и держись!

Гудящая толпа перетекла к берёзе. Махали руками, что-то кричали, но рёв пламени уже перекрывал голоса.

Извек глубоко вдохнул и сорвался с места. Влетев в огонь, оттолкнулся и распластался в отчаянном прыжке. Толпа ахнула, но когда его пальцы сомкнулись на берёзовом суку, разразилась восторженным воем. Ветка трещала от повисшего груза но не ломалась. Снизу донёсся голос Эрзи:

— Давай девку, поймаю! Скорей, пока не зажарились! Чё вцепился, как ящер в пропащую душу!

Отпустив одну руку, Сотник дёрнул за ремень. Когда коготь пряжки вышел из прорехи, перехватил ребёнка за тонкую ручонку:

— Отцепляйся!

Спасённая молчала, таращила испуганные глаза, но мёртвую хватку не отпускала. Извек, как мог, сделал голос ровным.

— Отлепись, говорю, а то вместе грохнемся! Сами убьёмся, да ещё кучу зевак передавим!

Увещевание подействовало и девчушка повисла на одной руке. Извек увидел растопыренные внизу пятерни друга и разжал пальцы. Потом перехватами добрался до ствола и, как медведь, сполз в объятия Эрзи.

— Ну, теперь в баньку? — улыбнулся тот, топорща мокрые усы. — Или лучше на реку?

— К колодцу! — еле выговорил Извек. В горле саднило, в груди жгло. На глаза снова попался Вьюн. Подскочил к Сотнику, вернул меч, глянул на его опаленные дрожащие руки, смахнув слезу, молча побрёл прочь. Через несколько шагов оглянулся на погромщиков.

— Вонми, хлопцы! Кончай разор!

Ссутуленная фигура двинулась дальше. Вдоль улицы понеслись затихающие крики:

— Вонми-и! Уходим!

Отходчивая русская душа прекращала буйство так же порывисто, как и зачинала… Следом, не обращая внимания на похвалы, двинулись дружинники.

…К исходу дня, отмывшись и переодевшись, направились в корчму. По дороге ловили обрывки разговоров. Дивились, как быстро разлетаются и обрастают домыслами любые новости.

В корчме, как обычно, всё знали в подробностях. Судачили кто кого по сусалам съездил, да как тот перекувырнулся. Когда в дверях показались Извек с Эрзёй, кто-то пьяным голосом возопил:

— Слава разрушителю стен, домов и крылечек!

Рёв поддержала ещё дюжина глоток. Кружки и ковши двинулись вверх так рьяно, что брага с мёдом плеснула на соседей. Сотник устало вздохнул, направился к дальнему столу, где хмельной Мокша припас кувшин вина и два места на широкой лавке.

Гвалт постепенно затих под раскатистым голосом дородного говоруна:

— …Он же думал, что самый хитрый! Едва дом занялся, и народ прочь двинул, они со старым Вьюном — к дому. Пока Вьюн бородёнкой вертел, Сотник ему мечик сунул, а сам в окно. Влетел и ну шерстить по укромам, авось, где золотишко завалялось. Тут, из-за печи, на него, кто-то ка-ак кинется, и сразу на загривок! Извек думал домовой, да с перепугу на двор подался, а это, оказывается, девчонка хозяйская. Видать решила, что погромщик её пряники стащит.

Сотник с кислой гримасой опустился на лавку, слушая привычные привирания Мокши. Тот, косясь на красные смеющиеся рожи, продолжал:

— Сиганул наш Векша из окна и бежит по двору, как бешеный. Девка-то давно спрыгнула, а он, угоремши, не замечает. До Сурожа бы добежал. Хорошо на пути бочка с вином случилась, об неё лбом и остановился. Разломал, конечно, в мелкую щепу, ну да не жалко! Чай не купленное…

Ухмыляющиеся лица повернулись к Сотнику.

— Брешет? — тихо поинтересовался Ерга.

— Есть маленько. — негромко отозвался Извек.

— Ну-у — обиженно развёл руками Мокша. — Не соврамши истории не рассказать! А так, хоть складно вышло, Ящер задери-прожуй-выплюнь…

Разговор быстро перетёк в другое русло и, через пару кружек, рассыпался на отдельные ручейки. Перемывали кости боярам и челяди. Гадали, что за дело замыслил князь, окружив себя послами-советниками. Обсуждали слухи об анчутке, что давеча до полусмерти напугал хмельных косарей, и коего надо было непременно словить, пока не расплодился с мавками. Однако, едва загорланил вечерний кочет, все засобирались.