Максим Мелехов - Черная радуга

Иголочка вела певцов через лес уже вторые сутки. Леший заманивал старцев, искушая обманными тропами, ведущими в топь, но те шли по прямой. Приходилось продираться через буреломы и засеки. Силы были на исходе, когда к рассвету третьего дня странники вышли к ручью. Ратибор наклонился, чтобы черпнуть студеной водицы и утолить жажду. Он прикрыл глаза и сделал глоток. Вместо ожидаемой прохлады рот обожгло огнем. Старик отпрянул от ручья и выплюнул горькую, прогнившую жижу.

— Не пей, Чудин. — Предупредил спутника Ратибор. — Источник отравлен. Дерхон был здесь.

Старик вошел в ручей и, прощупывая дно, двинулся на противоположный берег, где гулко шумел почерневшими пустыми кронами мертвый лес.

— Осторожней. — Предупредил Ратибор. — Здесь все пахнет зверем. Он прячется где-то рядом.

Чудин кивнул, вынул из скрытых под одеждой ножен стилет. Певцы медленно раздвинули кусты и выбрались на прогалину.

— Опоздали, — почернев от горя, произнес Ратибор. Его взгляд упал на остатки руки, которые шлифовал огромным клювом старый ворон. То, что не заинтересовало крупных падальщиков, объедали ленивые от холода черные жуки. Потревоженная людьми, птица недовольно каркнула и взмыла в воздух, оглядывая с высоты полета место недавней трапезы. Певцы молча рассматривали поляну, воссоздавая разыгравшуюся трагедию по кусочкам. Ратибор наклонился и подобрал оплавленное лезвие кладенца.

— Узнаешь?

— Что теперь будем делать? — Спросил Чудин.

— Искать. Вода еще не попала в лапы Ящера, иначе мы бы с тобой здесь не стояли. — Ратибор бросил бесполезную иголку и втоптал ее в землю.

— Как искать? Все ниточки потеряны.

— Белый волхв рассказывал, что Дерхон будет идти за стоячей водой до конца. В этом состоит смысл его существования. Цепной пес чует запах, и будет неустанно гнаться за владельцем. Мы пойдем по его следам. Дерхон проклят, за ним не остается ничего живого. Отравленные источники, гнилая пища, мертвая земля — выведут нас на темную тварь. Нужно не подпустить его к стоячей воде, чего бы это нам ни стоило.

Безымян проснулся от треска. Какой-то зверь ломился через пролесок. Рука инстинктивно потянулась за дубиной, но черпнула лишь горсть прошлогодней листвы. Безымян вскочил на ноги и затравленно огляделся. На поляну медленно и зловеще выехали четыре всадника. Бежать Безымяну было некуда, а то бы побежал. Не от страха. От растерянности. Его грамотно отсекли от деревьев, и теперь съезжались, взяв в кольцо. Незнакомцы никуда не спешили. Они рассматривали Безымяна молча, с чувством превосходства, словно играли с ним. Увидел в их лицах Безымян нечто такое, от чего стало не по себе. Убьют. «Не медведь, и то хорошо», — подбодрил себя полянин. Карпа рядом не было. Сбежал упырь со своими вещами, да еще дубину Безымянову прихватил.

Костер уже остыл. Заново придется разводить, чтобы просушиться и позавтракать. Не догадался с вечера угли листьями загрести. А потом понял Безымян, что в лицо смерти смотреть нужно, и поднял голову. Какое дело было витязям, что стояли перед Безымяном до простого мужика? Разве что, прихоть какая? То, что всадники не простые смертные, стало ясно сразу. Все, как на подбор. Кони черные, злые, с налитыми кровью глазами. Все в пене. От разогретых тел пар валит, и пот конский в нос шибает. Знать, не спали всю ночь, по дорогам рыскали. Кольчуг на всадниках не было, только дорожные костюмы из странной с зеленоватым отливом шкуры неведомого зверя. Мог поклясться Безымян, что одежка эта покрепче любой брони будет. Сапоги черные, обычные, такие часто увидишь. У всех мечи. На рукоятках письмена странные. Жаль, разобрать времени нет. Лица смуглые, не славянские. У одного лиловый шрам от брови до подбородка. Но только у одного. Сразу видно, опытные бойцы. Целы потому, что привыкли на чужих лицах шрамы ставить.

— Мы что, разбойника изловили? — Спросил тот, что стоял слева от Безымяна.

— Какой же он тать без оружия? — Отозвался сзади всадник.

Они рассуждали, будто Безымяна и не существовало вовсе.

— Может, у него спросим?

— Эй ты, горемыка. Почему в лесу ночуешь?

Растерянность прошла. Ей на место пришла злость. Чтобы ни произошло, он решил оставаться человеком. До конца.

— Пилигрим я, странник. В степь иду. — Спокойно произнес Безымян.

Его оглушил дружный хохот.

— Не похож ты на пилигрима. Больше — на кузнеца.

— Работал я у кузнеца. — Поддержал Безымян. — Выгнал он меня.