Дмитрий Сорокин - Оберег

— … а после того, как спалили мы ту богиню, привел я Рыбьего Сына в порядок, меньше дня на это потребовалось. Потом уж мы дальше пошли. Два дня шли, ничего не происходило. По моим расчетам, до Итиля нам дня два-три, никак не больше, оставалось. И тут вечером, сидим это мы, девки еду готовят, Рыбий Сын с оружием своим возится, я книгу читаю. Смерклось уже, кушать хочется, а девки, как на грех, замешкались что-то. И тут — конский топот приближается. И скачет не один, как тогда, когда Лешак на нас выехал, а значительно больше, не менее дюжины. Смотрю, девки все замолчали, видать, воздух набирают, чтоб завизжать погромче. Рыбий Сын и ухом не ведет, знай себе, меч точит. И прискакали к нам хазары, пятнадцать человек. Я, было, сначала подумал, что за девок ихних поблагодарить хотят. Ан нет, они решили всех остальных отобрать. Потому ни слова не говорят, а скачут на нас с саблями да арканами своими. Ну, в положенное время девки завизжали, больше половины гостей на земле оказалось, у остальных кони пляшут с перепугу, им не до нападения. И я тогда спрашиваю, как могу спокойно (а на самом деле страшно до икоты):

— По добру, по здорову ли пожаловали, гости дорогие?

— Сейчас ты узнаешь… — хрипит их старшой, пытаясь подняться с земли.

— Что надо-то? — спрашиваю, как будто ничего особенного не происходит.

— Давай своих девок и проваливай куда хочешь.

— Не отдам. — опять отвечаю, словно корову на торге продаю, а у меня ее в полцены сторговать хотят. — Я обещался по домам их отвести али в руки хорошие пристроить.

— У меня хорошие руки! — хрипло смеется хазарин. После падения с коня у него дыхание еще не вполне восстановилось. — Большие, сильные!

— Нет, — все так же спокойно говорю я, а у самого руки-ноги трясутся, словно чей-то птичник обчистил. — Что-то не нравятся мне твои руки. Ступай себе с миром.

Ну, тут хазарин совсем озверел.

— Дурак! — кричит он мне. — Еще до рассвета все эти женщины будут ублажать меня и моих воинов, а твои кишки останутся на завтрак пожирателям падали!

— Не хвались, на рать идучи, а хвались, идучи с рати… — глубокомысленно вставляет веское слово Рыбий Сын, которого хазары до того вообще не замечали.

— Куда идучи? — слегка обалдел предводитель отряда.

— Туда, туда. — успокаивающе кивает Рыбий наш Сын. — И сам уцелеешь, и людей сбережешь…

— Вот это наглость! — восклицает хазарин. Его люди за время перепалки успели кто прийти в себя, кто успокоить коней. — Взять их!

— Смотри, мы тебя предупреждали. — говорит Рыбий Сын, а сам стоит совершенно расслабленно. Как только хазары пошли вперед, он как выхватит меч, в левой — сабля, и давай двумя руками рубиться! Глаз за ним не поспевал, честное слово! И не скажешь, что парень несколько дней назад полудохлый валялся после полетов… Он их почти всех уделал… Ну, парочку я посохом успокоил. Один только верткий такой попался, шустрый, да не самого храброго десятку: пока другие сражались, он все бочком-бочком, на коня — и только мы его и видели.

— Плохо, что один ушел. — сказал мне Рыбий Сын, закончив свою страшную работу. — Других приведет.

— А с теми, кто сейчас уцелел, что делать будем? — спрашиваю.

— А что, кто-то уцелел? — сильно удивляется он. — Посмотрю-ка… Нет, Молчан, никто в живых не остался. Двум ты мозги вышиб, остальных я убил. Надо уходить, кто знает, когда они придут большим отрядом…

Ну, поели мы на скорую руку, да снова в путь. Не только девчата устали, мы и сами притомились изрядно. Рыбий Сын дремал в седле — некоторые кони пережили битву, мы их с собой взяли. Заполночь уже, полонянки наши совсем уж из сил выбились, а отмахали мы верст пять всего, не больше. Тут Рыбий Сын пробуждается от своих тяжких дум и говорит мне:

— Знаешь что, Молчан, давай здесь вставать. Место доброе: справа овраг, слева овраг, да и сзади тоже. Отступать некуда, но и нападут только спереди, окружить не смогут. А что до всего остального… Как Руслан говорил: когда ни помирать — все равно слезами не поможешь…

Спрятали мы девок всех в овраг, они там быстренько себе нору какую-то вырыли и спать легли. А сами сидим, хазар ждем. Я еще тогда, когда мы убийцу стерегли, сделал отвар, чтоб сон отгонял, у нас его полбаклажки оставалось. Ну, допили мы его, сидим, балаболим потихоньку.

— Когда я был совсем маленький, и мой дед частенько наказывал меня за шалости, — говорит Рыбий Сын, — снова начали датские корабли разбойничать по нашему берегу. А мы всегда жили на побережье, у самой воды, и потому первыми принимали их удар на себя. Мой отец, которого Богданом звали, вместе со всеми с оружием в руках отражал набеги. Перед одним таким боем староста сказал всем, кто оружие держать мог: «В битве не тот должен победить, кто бахвалится числом своим и силой, а тот, кто более умелый, лучше знает место и защищает то, что поклялся защищать». Он тогда много еще чего сказал, мне дед рассказывал, да много всего с тех пор было, я уже не помню. Так вот, Молчан, сколько бы хазар ни пришло против нас, мы все равно их победим. Даже, если погибнем. А наши тогда победили, потеряв лишь пятерых.