Дмитрий Сорокин - Оберег

Выпив для храбрости, Рыбий Сын встал и прилюдно повинился в злодействах своих, которые чинил полянам да северянам, пока жил среди печенегов Хичака Непримиримого. Его выслушали в полнейшей тишине, затем пожурили; но самые старые из собравшихся богатырей рассудили, что, во-первых, он был угнан в рабство и долгое время был вынужден подчиняться похитителям, которые, в конце концов, просто задурили ему голову своими печенежскими придурями. Слыша это, каган Кучуг вспыхнул, но все же промолчал, поймав сочувственные взгляды ярла Якуна и князя. Во-вторых, само раскаяние свидетельствует, что не всю честь растратил Рыбий Сын под лихими степными ветрами. И, под одобрительные крики пирующих, Владимир принял словенина на службу, определив для начала в малую дружину.

Свадьбу Руслана и Людмилы сыграли на следующий день. И Золотая, и Серебряная палаты гудели до утра. Не забыли и простых горожан, меду хмельного да пива пенного выкачено было в достатке. Впрочем, горожане отнеслись к угощению мудро: крепко повеселившись на дармовщинку, уже в полночь почти все они разошлись по домам почивать. Завтра — новый день, и тяжкую работу с утра пораньше никто не отменял.

Утром Руслан встал чуть заря. Мила еще спала, и богатырь решил спуститься к колодцу, ополоснуться. А потом можно и с мечом размяться, нечего себя баловать. За дверью богатыря поджидал Черноморд. Неведомо как освободившийся карлик стоял с кинжалом в руке, второй рукой держась за стену: летать он теперь надолго разучился, не менее, чем на три года.

— И чего тебе все неймется? — спросил Руслан, без особых усилий обезоруживая колдуна. — Пошли обратно, тебя темница заждалась.

Ополоснувшись, поупражнявшись с мечом и снова ополоснувшись, Руслан присел в тени терема. Завтра он въедет в собственный дом, что спешно заканчивают строить. Он стал богат — воевода Большие Уши напомнил князю про весеннее вятичское дело, и князь повелел щедро одарить героя еще и за это. Он обзавелся друзьями, женился на такой умнице-красавице, о какой и мечтать не смел. «Жизнь удалась? — спросил себя Руслан, и тут же ответил: — Да, удалась. Чего еще желать? А не пойти ли мне прогуляться, пока народ догуливает?». Он поднялся в горницу, надел нарядную рубаху, подарок бабы-яги, свойство которого он оценил совсем недавно: как бы рубаху ни посекли, как бы она не испачкалась, стоит засунуть ее в темное место, в седельную сумку, например, на денек-другой, — и она снова целая и даже чистая. Погладил Милу по волосам; княжна улыбнулась, пробормотала что-то, не просыпаясь; снова вышел.

На улицах Киева было уже весьма людно. Кухари и кухарки спешили на торг пополнять запасы снеди; проспавшие рыбари, мясники, молочницы спешили туда же. Ко многим кузницам выстраивались длинные вереницы желающих немедленно воспользоваться услугами коваля: кому кобылу подковать, кому топор новый нужен… Медленно проехала мимо городская стража. Богатыря узнали, шумно поприветствовали. У многих до сих пор хмель гулял в голове после вчерашнего щедрого угощения.

Руслан медленно брел по улицам, рассматривая постоянно хорошеющий город. Вот этого дома зимой еще не было, а смотрится так, будто не один век тут простоял. А вот здесь стоял нарядный такой терем, да вот сгорел, кое-где видны еще следы пожарища. И стучат, стучат весело плотницкие топоры, и новый терем растет не по дням, а по часам, словно на дрожжах. А смотри-ка, красивый теремок-то выходит, как бы не краше прежнего… Руслан остановился, полюбовался спорой работой артели плотников, подошел поближе.

— Доброе утро, отцы!

— И тебе утречка доброго, богатырь. — приветливо откликнулся ближний к нему плотник, высокий могучий детина с косматой бородой, веселыми глазами и длинными пепельными кудрями, схваченными на лбу широкой кожаной тесьмой.

— Кому жилище строите, ежели не тайна?

— Какая уж тут тайна? Строим для хорошего человека, для богатыря Руслана Лазоревича, что на княжьей дочке женат. Говорят, сильномогучий богатырь: колдуна добыл какого-то злобного, да не побоялся живьем в Киев привесть пред княжьи очи. Вот для него и стараемся.

«Вот так да! — удивленно подумал Руслан, — вот, оказывается, где я жить теперь буду… Хоромы, просто хоромы! Это ж надо… А что? Волхва нашего к себе возьму, у него кроме берлоги в далеком лесу, поди и нет угла никакого. И Рыбьего Сына, конечно: пока ему Претич или волчий Хвост место какое определят, полгода пройдет… А там, глядишь, и своими домами ребята обзаведутся; а вместе все веселее…». Вслух же спросил: