Владимир Перемолотов - Талисман «Паучья лапка»

— Убъют — подумал Избор и начал медленно подниматься, пробуя руками столешницу, не тяжеловата ли?

И тут неожиданно выскочил Исин. Черный как уголь хазарин ухватил за пояс пшенично белого русича. Тот не противился, трезвея и приходя в себя. Раскосыми глазами Исин провел по лицам посидельцев.

— Нас, славян, мордуют! — с надрывом закричал хазарин — Уж нам и кабаке теперь места нет? Нет на супостатов Илюши Муромца!

По кабаку пронесся вздох. В нем еще не было угрозы. Только исконная тоска по справедливости.

Исин как-то очень не по-славянски завизжал и выхватил саблю.

— Постружу на щепки!

Никого бы он не постружил. Зайцу было понятно, что против трех копий с одной саблей не выстоишь, но тут в дело вмешалась скамья, брошенная сбоку кем-то из посидельцев. Она ударила по крайнему из воинов, и они, сбивая один другого, впечатались в стену. Это получилось так смачно, что Избор помимо воли поднялся на ноги. Настроение назревающей драки уже витало в воздухе да и сила нагулянная на хазарских харчах просилась в дело.

— Эх, хоть харчи отработаю! Постою за друга! — весело подумал Избор — Кормили-то хорошо. Ничего не скажешь.

Конечно, он себе врал. Хазарин не был ему ни родней, ни другом, но сила в плечах и руках бродила, словно старый мед и просилась наружу. Во всяком случае, подраться за харчи было не такой уж скверной мыслью. Он слышал, что у франков так и вообще дрались за что-то непонятное — за косой взгляд, за отдавленную ногу, за честь дамы…

Исин увидел его и радостно заулыбался. Он рвался в драку от безысходности, надеясь ускользнуть в суматохе. Хазарину было страшно, а теперь увидев волхва он понял, что неприятности позади. Сабля и магия и по отдельности стоили не мало, а уж вместе…

Он ударил ближайшего воина. Тот не ждавший такого напора все же успел прикрыться копьем, но сабля перерубила деревяшку, и он упал, зажимая рану на груди.

Подстегнутые криком десятника лучники на галерее натянули луки. Жить Исину и тугодумному славянину оставалось с воробьиный нос. Вот тогда-то Избор крутанулся на пятке. Столешница приятно оттянула руки, но длилось это только мгновение, ибо в следующий миг она сорвалась с рук и улетела наверх, к ничего не подозревающим лучникам. Снизу было забавно смотреть, как перед ними вздыбливаются, и разлетается щепками резные перильца. Двое упали вниз, на столы, где их приняли в кулаки благодарные поселяне, а один улетел куда-то в комнаты и надолго там пропал. Теперь их осталось трое против четверых. Это уже была драка на равных. За Исина Избор не боялся. Он видел его в деле. Саблей тот, для дикого хазарина, владел неплохо. А вот обиженный славянин был не понятен. Он все еще стоял, тупо глядя на то, что происходило вокруг него, а потом вдруг ухватился за горло, и стремглав бросился к выходу.

В десятнике сработал инстинкт — он бросился следом. Уже без необходимости предотвратить драку — драка разлилась по кабаку как брага из дырявой. Его людей уже разбили на группки по 1–2 человека, и озверевшие славяне колотили их, чем попало. Он побежал за ним, что бы восстановить справедливость, так, как он ее понимал. Поднявший меч должен был от него и погибнуть. Двумя большими прыжками он перепрыгнул через опрокинутые столы, поскользнулся на гречневой каше, но устоял. Спина была рядом. Уже зная, чем это кончится, он сделал еще один шаг и резко взмахнул саблей, метя туда, где шея врастала в плечи и пшеничного цвета волосы нависали над одеждой. Он делал это бессчетное количество раз и готов был заново пережить все ощущения: четкий удар, плавно замедляющий руку, треск разрубаемых жил… Не простой треск! Особый! Слышимый не ушами, а рукой.

Но вместо этого руку потряс жестокий удар, словно у мужика под сермягой был тяжелый франкский панцирь. По руке пробежала мгновенная дрожь, плечо ожгло болью. Его сабля, вместо того, что бы разрубить драчуна от плеча до задницы, застряла в суковатом деревянном столбе.

За другой конец столба держался местный купчик. И лицо, и волосы его были неприятно белыми, как снег, да и сам он был похож на червяка, проведшего долгую зиму в подполе. Весь он был каким-то блеклым и не броским, если б не яркие голубые глаза и не широченные плечи. Он качнул столб и саблю из рук десятника вырвало.

— В спину бить — это не по нашему. — сказал белоголовый.

— А я не ваш.

Десятник потянулся к швыряльным ножам, что носил под воротником, но вынуть их не успел. Конец столба легко повернулся и стремительно приблизился к лицу. Он уклонился от удара, но не от судьбы. Второй конец столба подловил его движение и достал точно в лоб. Отброшенный ударом он отлетел к стене и затих там, пачкая кровью стену.