– Он хотел, чтобы ты вылечила его?
– Да.
– Почему же ты не лечишь?
Вздохнув, богиня врачевания скользнула взглядом по Шамашу, посмотрела на все еще сидевшую рядом с ним девушку-караванщицу, вздохнув, качнула головой – с сожалением и упреком.
– Я всего лишь младшая богиня, – Нинти беспомощно развела руками, тяжело опустила голову на грудь, прошептав с нескрываемой грустью: – Которой дано куда меньше, чем мне бы хотелось!
– Потому что ему так плохо?
– Потому что я такая слабая!
– Не расстраивайся, – Мати стало жаль ее, захотелось подбодрить, как-то поддержать.
Девушка, наконец, оставила свое место рядом с Шамашем и двинулась к Нинтинугге.
В конце концов, ей ведь больше ничего не оставалось: она должна была найти помощь для Шуллат. Какую угодно.
Ей вновь стало страшно. На этот раз – от того, что она потеряла слишком много драгоценных мгновений на, в сущности, никому не нужный разговор, мгновений, которых может не хватить.
Выпустив из руки талисман, она рванулась к краю повозки: -Госпожа Нинтинугга! Ты ведь поможешь Шуллат, правда? – не глядя на богиню, боясь прочесть отказ в Ее глазах, спросила она возле самого полога.
– Если смогу, – пожала плечами та.
– Пожалуйста! – взмолилась девушка.
– Хорошо… – она говорила без уверенности, решимости, как-то вскользь, но Мати не замечала этого. Ей достаточно было слова, чтобы поверить.
– Прости что так долго… – проговорила девушка, едва успев забраться в свою повозку. – Я очень торопилась. Но Шамаш… Ему не хорошо. Я не смогла… Не стала его разбудить… Только ты не волнуйся. Я привела кое-кого, кто поможет.
Вот. Это богиня врачевания, Нинти. Она… – Мати могла бы говорить и говорить, без конца, прячась за звучанием слов от мыслей и страхов, которые, подкравшись к ней незаметно, на цыпочках, морозили ее душу, заставляя нервно подрагивать пальцы рук.
Но тут ее взгляд упал на Сати. По ее бледному, как снежное полотно лицу текли слезы, губы подрагивали, словно пытались что-то сказать, но слова никак не складывались, не обретали звучания.
Сидевший с ней рядом хозяин каравана коснулся ее плеча, успокаивая.
– Что… – Мати с удивлением и пока еще неясным, смутным, но уже зародившемся в душе подозрением взглянула на него.- Что ты здесь делаешь, папа?
– Сати позвала меня, – он чуть пододвинулся к дочери. Его голос звучал несколько замедленно и был куда мягче, чем обычно. Казалось, он гладил, словно рука, волосы, подготавливал к чему-то… К чему-то ужасному. И Мати сразу почувствовала это, заволновалась, закрутила головой…
– Папа, что случилось?
– Дочка… – караванщик вздохнул. Он не знал, как сказать ей…
– Ее больше нет, – прошептала Сати, первой найдя в себе достаточно сил для этих слов. Нет, не так – она просто не могла больше молчать, понимая, что не будешь же вечно откладывать это на потом. Наконец, она считала себя обязанной самой все сказать, чувствуя себя виноватой.
Мати застыла. Она сразу все поняла. Но не поверила. Поверить – это было выше всяких сил.
Ей хотелось плакать – но слезы никак не текли из глаз, словно вдруг замерзли, превратившись в кусочки льда. Она была готова закричать от боли, которая копьем проткнула ее душу, но с губ не сорвалось даже хрипа.
– Дочка, – заговорил с ней отец, – милая, смирись. Прими все таким, как есть.
Такова судьба. И ничего не поделаешь…
– Я… Меня не было лишь несколько мгновений!
– Ты ушла еще… – начал было Атен, но Сати прервала хозяина каравана, не желая еще сильнее ранить душу той, в которой она уже начинала видеть подругу:
– Все случилось очень быстро… Слава богам за то, что Они были милосердны.
Священная волчица не мучилась. Госпожа Айя просто забрала ее к себе…
– Нет! – вскрикнула Мати. Ее взгляд обратился к Сати.-Ты же говорила, что тебе дан дар!
– Прости. Я не смогла ей помочь… – пряча глаза, прошептала та.
– Ты…! – Мати готова была винить в случившемся весь мир, словно найди она истинную причину случившегося, и все само собой исправится.
– Она ни в чем не виновата, – Атен коснулся плеча молодой караванщицы, успокаивая.
– Это было выше ее сил.
– Нет!
– Сати пыталась помочь ей. Дочка, поверь мне: она сделала все, что могла. Даже более того. Она сделала так, чтобы волчица не чувствовала боли, чтобы она ушла легко, как во сне…
– Я не верю!
– Милая, – отец приблизился к ней, обнял, согревая своим теплом, успокаивая, – помнишь, ты когда-то рассказывала о том, как снежные охотники видят смерть. Ты говорила, что для них она – не конец, а лишь мгновение сна перед новой жизнью.
Читать дальше