Елена Прудникова - Мост через огненную реку

– Я, кажется, превысил свои полномочия… – сухо сказал он. – Если вы считаете себя оскорбленным, жду ваших секундантов, или, может быть, предпочитаете дуэль немедленно, со свидетелями?

И лишь теперь Бейсингем, наконец, разозлился:

– Заняться мне больше нечем – драться с вами! – бросил он, отъезжая в сторону и, даже не взглянув на цыгана, дал сигнал продолжать движение.

Тот вздрогнул, быстро посмотрел на него, щека дернулась – но ничего не ответил, повернулся и двинул коня к обочине дороги. Энтони яростно провел рукой по лбу, словно бы мог стереть заливший лицо яркий румянец. Он всегда злился на себя за то, что легко краснеет, но поделать ничего не мог – это свойство не поддавалось никаким тренировкам.

«Как обидно, – мелькнула мысль, – только-только начали налаживаться приличные отношения, и все прахом из-за каких-то мелочей: балийской борьбы да нищих бродяжек…»

Повозки двинулись, однако офицеры не торопились. Столпившись вокруг Шимони, они горячо что-то обсуждали – не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что именно. Так что Бейсингем предпочел пока остаться. Высыпав из кошелька пригоршню серебра, он приказал адъютанту раздать деньги цыганятам, а сам отъехал в сторонку и, оглаживая возбужденно танцующую кобылу, краем глаза наблюдал за своими штабными, ожидая, чем все закончится.

Тем временем Гален, выбравшись на обочину, спешился, отдал коня подоспевшему ординарцу и подошел к сгрудившимся стайкой ребятишкам. Один из малышей тут же кинулся к наблюдавшей все это издали группе мужчин, от которой навстречу ему уже двигался крепкий вислоусый цыган – быстро, совсем не в манере своего племени. Бейсингем не слышал, о чем шел разговор. Гален что-то спрашивал, цыган отвечал, кивая, потом покачал головой. Генерал, развязав кошелек, дал ему несколько золотых монет и повернул обратно.

Он уже подходил к коню, когда ему заступил дорогу Шимо-ни, очень бледный, с трясущимися губами.

– Я требую удовлетворения, – выкрикнул он.

Гален, даже не взглянув на него, взлетел в седло. Шимони схватил коня за повод.

– Вам, должно быть, ваша особая знатность не позволяет принять вызов дворянина, господин барон?

Гален, мгновенно побледнев, резко взмахнул хлыстом. Капитан вскрикнул и выпустил повод.

– Молодой человек, – с уничтожающим презрением произнес генерал, пряча хлыст и неторопливо разбирая поводья, – я иногда дерусь на дуэли. Но я дерусь с людьми, а не со скотами. Симонэ, – обратился он к ординарцу, – прикажите дать цыганам хлеба и десяток выбракованных лошадей. Счет пусть принесут мне. Позвольте проехать! – он слегка оттолкнул капитана и тронул коня.

…Они остановились в небольшом городке, облюбовав один из трех постоялых дворов. Несмотря на относительное удобство ночлега, настроение у всех было отвратительное. Весь вечер офицеры испытующе посматривали на Бейсингема, но молчали – впрочем, Энтони и без слов знал, о чем они думают. Их товарища смертельно оскорбили на глазах командующего – и что вы теперь собираетесь делать, милорд?

Он сам отлично знал, что должен делать – дуэли в армии бывали и по куда менее значительным поводам. Уж ему-то Гален отказать не посмеет. Нет, конечно, о смертельном поединке речи быть не может, помашут шпагами до первой крови. Только ничего это не решит. Если победит Гален, трогарские офицеры еще больше его возненавидят, если Бейсингем – цыган, получив еще одну пощечину, окончательно озлобится, и как тогда воевать вместе? Как ни поверни, все скверно…

Шимони напился до потери сознания, Энтони подумал и тоже потребовал вина. Его не вдохновила даже миловидная хозяйка, улыбки которой были совершенно недвусмысленны. Он мрачно пил в одиночестве, надеясь, что, может быть, в затуманенном алкоголем мозгу возникнет какое-то иное решение – но так ни до чего и не додумался и, в конце концов, лег спать, отложив все на утро.

Однако утром, едва они встали, послышался стук копыт, и во двор влетели Гален с адъютантом.

«Черт тебя принес! – выругался про себя Бейсингем, как раз умывавшийся во дворе, злой с похмелья, из-за несостоявшегося рандеву с хозяйкой, из-за всего на свете… – Сейчас вылезет Одони, и будет продолжение спектакля…»

В самом деле, генерал Одони, непосредственный командир оскорбленного капитана, вполне мог посчитать себя обязанным – да и был обязан! – заступиться за своего подчиненного, раз этого не сделал командующий. Само собой, он не стал бы ничего предпринимать, не предупредив Бейсингема – но коль скоро этот сам сюда явился, Одони может попросту не сдержаться…