Елена Прудникова - Мост через огненную реку

– Что же он еще делал с тобой, этот… – Энтони не нашел слова, лишь дернул щекой.

– Что бы ни делал… Это ведь я виноват, не он… Если бы я сдержался тогда, на дороге, он, может быть, и не пошел бы с ними, служил себе по-прежнему в штабе. А я его подтолкнул…

Бейсингем вспомнил дрожащего от нетерпения капитана в кабинете следователя в Тейне: «Дай сюда, неуч!» Подтолкнул! Этого!

– Не вали вьюков с коня на кошку! Нашел виноватого…

– Ты его казнил? – тихо спросил Гален.

– Не было его там… – хмуро признался Бейсингем. – Ушел он… Не знаю, как сумел, но ушел… Вот его бы я своими руками в костер бросил!

– Меня бы это не обрадовало… – отозвался Теодор. Гален прекрасно понимал, что вассалы Князя так просто

его не убьют, слишком важную игру он им испортил. Пыток он ожидал с самого начала и примерно представлял себе, каких – впрочем, костолом Шимони справлялся плохо, Теодор стал терять сознание уже к середине дня. Тогда его заперли в одной из клеток в молельном зале, не забыв рассказать про Встречу. И тринадцать палочек перед клеткой положили, для наглядности – сколько жить осталось.

Вечером они стали готовиться к очередному служению. Его растянули и привязали на столе, лицом вверх, так, что он видел над собой потолок с мерцающим изображением Князя. Мистерия продолжалась почти всю ночь: странные песни, танцы, факелы, мелькающие у самого лица жертвы, замирающие возле сердца клинки. Под конец ему стало смешно: все это было глупо и совсем не страшно. Он засмеялся в голос, и тогда старик с седыми волосами и длинной, подвязанной синей лентой бородой наклонился над ним, улыбнулся и сказал: «Погоди!»

– Старик? – вскинулся Бейсингем, вспомнив своего ночного визитера. – Не было его там. Удрал, наверное. Жаль, вот с кем бы я побеседовал нежно…

– Да, жаль, – вздохнул Алан. – Старик – это самое интересное. Все остальное так грубо и дешево, что я даже разочарован. У них тысячелетний опыт мистерий, а они ничему не учатся…

…Утром ему дали немного поспать, а потом было то же самое – сначала пытки, потом мистерия. Но в эту ночь пришел страх. Он зародился в отдаленных уголках тела, начинаясь с мелкой противной дрожи, и постепенно поднимался, как вода в половодье, становясь все темнее и тяжелее. Гален боролся, как мог, но понимал, что постепенно проигрывает.

– Ты мне снился, – сказал Энтони. – А на третью ночь все прекратилось.

Теодор крепче сжал его руку:

– Я вспоминал тебя. Говорил с тобой, пока мог… пока не забыт…

…Страх все поднимался и к середине третьей ночи добрался до сердца. Подошел старик, посмотрел на Теодора, и мистерия прекратилась. Его оставили одного, глаза в глаза с фигурой на потолке. Страх загустел, превратился в черный и плотный ужас, выдавил все мысли, и он оцепенел под взглядом Хозяина, как мышь под взглядом змеи.

– Альтеус регетум, – сказал Алан.

– Что? – не понял Бейсингем.

– Маленький весенний цветок ярко-синего цвета, за что в народе его называют синеглазкой, – светским тоном пояснил мальчик. – Вытяжка из его корня вызывает чувство непреодолимого страха, при увеличении дозы переходящего в мистический ужас и при дальнейшем увеличении ведет к полному оцепенению. Судя по вашему описанию, зелья для вас не жалели. Скажите, генерал, вода, которую вам давали, не имела привкуса легкой, хрустальной горечи?

– Я не очень-то разбирал вкус, – задумался Теодор. – Все время ужасно хотелось пить.

– Это тоже признак, – сказал мальчик. – Не беспокойтесь, альтеус регетум не имеет последействия, через несколько дней все пройдет бесследно, никаких страхов не останется. Герцогу Оверхиллу в этом смысле пришлось хуже, с ним работали без аптечных средств. Впрочем, тогда у них было сколько угодно времени…

…Ночи Гален проводил лицом к лицу со страшной фигурой. Утром опять давали что-то выпить, и он засыпал, как мертвый. По счастью, все кошмары оставались в ночи, иначе бы он сошел с ума. Днем будили, и все шло по тому же кругу: пытки, жертвенник, ужас. Впрочем, первая неделя была относительно легкой, по-настоящему все началось, лишь когда приехали гости.

– Этот… в шапочке, с усами – он и есть тот самый князь, которому ты армию обучал? – спросил Бейсингем.

– Ты его видел? Ах, да… я забыт. Тот самый.

– Попался бы он мне… – скрипнул зубами Энтони.

– Брось, Тони, князь не хуже прочих. Они там, на востоке, все такие. Эмир Даз-Эзры, даром что мой друг, а тоже… любит врага на пыточном столе из своих рук накормить… Это восточный обычай такой, не слышал? Если господин кормит из своих рук приближенного, это высшая степень благоволения. А для врага – худшее унижение, хуже просто не бывает. Потому что силой с человеком все, что угодно, можно сделать – а тут ты сам… Да не смотри ты вниз, не щади мои нежные чувства, я уже говорил! Я ведь не восточный человек, а яблока очень хотелось…