Елена Прудникова - Мост через огненную реку

– Спасибо… Я действительно слишком рано поднялся. Александра дала ему еще вина. Энтони, повернув голову, поцеловал ее руку и снова благодарно улыбнулся. Она нахмурилась и внезапно спросила, глядя в упор насмешливыми зелеными глазами.

– Почему вы не уехали?

– Уехал? Куда? – не понял Энтони.

– Куда-нибудь. В Ольвию… В Балиа… Вы оскорблены и унижены. Вам пинком указали ваше место. А после этого вы на брюхе ползете к трону, целуете ударившую вас руку и лепечете: «Благодарю вас, Ваше Величество!» Вы трясетесь от страха, и все равно вы здесь. Почему?

– Я встречал эмигрантов… – скривился Энтони. – Жалкие существа. Не хочется быть таким. Да и семейная традиция не позволяет: Бейсингемы были всегда лояльны короне – короне, а не монарху. На чьей бы голове она ни находилась, леди Александра, и каковы бы ни были последствия…

– Я знала, что оверхиллские быки упрямы и тупоголовы, – поморщилась она, – но не знала, что до такой степени. Впрочем, пока что можете особенно не трястись. Сейчас вы будете любимой куклой Бетти, она станет осыпать вас милостями и подарками. Как вам маршальский жезл – неплохая плата за царственный пинок, не так ли? Потом, когда вы ей наскучите – не знаю… а пока – спите спокойно. Я все же позову лекаря. Пусть будет свидетель, что вы не занимались ничем недозволенным. Хотя бы потому, что сейчас вы явно к этому не способны…

Она поднялась и вышла. Энтони остался в одиночестве. Надо же – не успел он приняться за дело, как Александра тут же поняла его игру. С ней явно так нельзя – а как с ней можно? Нет, насколько все сложно, когда имеешь дело с умными женщинами. С дурочками гораздо проще…

Александра прислала не лекаря, а одного из адъютантов королевы. Гвардейский полковник позаботился обо всем. Двое слуг, бережно поддерживая, отвели Энтони в его покои на втором этаже жилой половины дворца и уложили в постель. Появился лекарь, тоже попенял ему, что он поднялся слишком рано, и велел оставаться в постели впредь до особого разрешения. Затем приготовил снотворное.

– Оставьте и ступайте, – сказал ему Энтони. – Я немного почитаю перед сном, а потом выпью.

Лекарь откланялся и ушел. Бейсингем полежал еще немного, прислушиваясь к себе – вроде бы ничего, полегчало. Тогда он поднялся, хотел было вылить снотворное в уголок камина, однако передумал и принялся осматривать свои покои.

Они были невелики, но обставлены с вызывающей роскошью, это он сразу заметил – везде дорогая мебель, картины, безделушки. В спальне имелись две двери: в одну они вошли, вторая вела в гардеробную. Заглянув туда и обозрев пустые шкафы, Энтони проделал обратный путь по анфиладе комнат, по которой его провели час назад: спальня, будуар, гостиная. В гостиной снова две двери. Он сунулся в левую – завидев его, из-за стола поднялся гвардейский лейтенант-порученец, со скамьи вскочил дежурный лакей, и оба уставились выпученными не то от удивления, не то от усердия глазами. И то верно: маршал в ночной рубашке – зрелище далеко не ежедневное. Энтони махнул им рукой – садитесь, мол, – и повернул обратно. За правой дверью, как он и ожидал, оказался кабинет. Не требовалось иметь стратегическое мышление, чтобы понять: роскошные покои на деле были красивой клеткой. Анфилада имела единственный выход – через приемную, окна смотрели во внутренний двор, отгороженный гладкой стеной, и даже ключей в замках не было. А если поискать по стенам, то наверняка обнаружатся секретные дырочки для подглядывания. Зато в каждой мелочи ощущалась забота, сладкая и навязчивая, как медовые соты.

В кабинет стащили, кажется, все книги по военному делу и все романы из дворцовой библиотеки. В столе – его собственные личные бумаги, вплоть до черновиков писем, и все разложено точно в том порядке, какой ему был привычен. Он пару минут посидел, ошеломленный, потом догадался: само собой, бумаги были взяты при обыске, с точной описью, а теперь их вернули, разложив в том же порядке. Значит, в каком-нибудь уголке найдутся и деньги, и фамильные драгоценности – все ценное тоже забирали во время обысков. В случае, если арестованный бывал осужден, ценности отходили в казну, если нет – возвращались владельцу.

Так оно и оказалось: в небольшом резном шкафчике нашлись ордена и деньги – с точностью до фунта, в гардеробной – фамильные драгоценности, даже пожертвованные им рубины, и те лежали на положенном месте в ларце красного дерева. А в конюшне, наверное, ждет Марион…

В покоях было холодновато – именно так, как он приказывал топить у себя дома. Энтони не любил излишнего тепла, но сейчас его слегка знобило. Тогда он вернулся в постель, закутался в одеяло и, бросив рядом с собой роман, принялся размышлять.