Владислав Русанов - Золотой вепрь

Ее лицо сморщилось, словно от боли. Женщина сглотнула комок:

– Нет Кулака.

– То есть как – нет? – обернулся Витторино.

– А вот так! Нет, и все! – Пустельга не произносила, а вышвыривала слова, словно требушет – каменные глыбы. – Как с генералом поругался, пошел, лег… Я к нему подошла, а он не дышит. Только кровь на бороде…

Пронзительный визг прервал ее слова.

– Полудурок, лопни мои глаза! – стукнул ладонью по земле Кольцо.

Оглянувшись, Кир увидел, что Вензольо, спасаясь бегством, выполз из-под прикрытия бревен. Тут же две стрелы, что называется, пригвоздили его к земле. Одна пробила бедро, а вторая – предплечье. Каматиец застыл в неестественной позе, будто растянутая для выделки шкурка, и визжал.

– Готовсь! – Команда Пустельги заставила на время забыть и о страдающем парне, и об ушедшем навсегда кондотьере.

Дроу опять перли в атаку.

Ярко-красные оскаленные морды, белые круги глаз. Словно огненные демоны Преисподней. Клан Горной Сосны.

– Цельсь!

Враги все ближе и ближе…

– Бей!!!

Щелчок! Щелчок! Щелчок!!!

Подрезанный в прыжке карлик перевернулся в воздухе, как от удара оглобли. Еще у одного подломилась нога, и он рухнул с моста, увлекая за собой соплеменника, за которого схватился от безысходности.

И тут что-то глухо стукнулось о землю у самого уха тьяльца. Стукнулось и басовито загудело.

Стрела?

Охнул великан, потянулся за спину, стараясь достать засевшее в пояснице древко.

Сквозь зубы застонал Антоло – ему стрела пробила левую руку.

Белый взмахнул руками и, бросая лук, медленно свалился с обрыва. Тяжело ли он ранен, Кир не успел заметить.

– Не спать! Бей! – надрывалась Пустельга.

Словно во сне, Кирсьен видел, как пущенный Кольцом болт оторвал ухо размалеванному карлику. Но дроу не остановился, длинным прыжком вылетел на середину моста и снизу от бедра метнул топорик. Неосторожно высунувшийся Витторино сдавленно крякнул и упал грудью на бревна.

Поняв, что передавать арбалет некому, Кир выстрелил сам. Попал или нет, так и не понял. Зашарил по земле в поисках нового болта.

– На! – Табалец сунул ему в руки заряженный арбалет.

Кир снова вжал приклад в плечо, ловя на прицел карлика с забавными косичками, загнутыми наподобие козьих рогов.

Обдав гвардейца ветром, мимо пробежал Тер-Ахар, легко перепрыгнул завал, в два шага достиг моста, падая грудью на заранее приготовленную и всунутую между крайними опорами жердь. Обломок стрелы торчал из его спины.

– А-а-а-а!!! Сволочи!!! – орала Пустельга, впустую дергая спусковой крючок.

Великан хрипел и подергивался, когда в его большое тело втыкалась очередная стрела. Шесть, восемь… Какой же он живучий!

Кир выстрелил еще раз. Кажется, попал.

Мост трещал и кренился.

Остроухий, далеко опередивший других, занес тесак над Тер-Ахаром.

Пустельга, вскочив на ноги, всадила в него два ориона. Свалила метательными «звездочками» еще троих и, выхватив меч, кинулась вперед.

Поток раскрашенных тел, размахивающих топорами, тесаками, дубинками, разбился о блеск ее клинка, как река о гранитный утес. Окруженная стальным вихрем и занавесом кровавых брызг, воительница на несколько долгих мгновений задержала врагов. Лопата и Кир успели встать рядом с ней. Кольцо с залитыми кровью глазницами невидяще тыкал вокруг себя мечом. Где-то позади корчился пробитый тремя стрелами Антоло.

Два меча и секира встретили первый десяток остроухих, визжащих, брызгающих слюной, скалящих острые зубы.

Кирсьен почувствовал, как что-то дернуло его за правую ногу чуть выше колена. Боли не было. Но штанина стала горячей и мокрой.

«Вот он твой последний бой, лейтенант т’Кирсьен делла Тарн, тьяльский дворянин! – подумал кто-то другой, вознесшийся мыслями над схваткой. – О победе речи не идет, так хоть умри, чтобы поколения предков не стыдясь встретили тебя в чертогах Триединого!»

Выпад! Клинок втыкается в податливую плоть карлика. Назад!

Корд в левой руке парирует удар тесака.

Сапогом в зубы! Это не дуэль, это – бой насмерть!

Клинок отрубает кисть дроу с зажатым топориком.

По горлу!

В живот!

Кордом по глазам!

Крестовиной в зубы!

Наотмашь по плечу…

Меч на долю мгновения застрял в грудине разрубленного карлика, но этим воспользовались два других. Один вцепился в кисть человека, другой поднырнул под укол корда и полоснул Кира тесаком под колено.

Падая навзничь, молодой человек видел, как шатается, гнется к земле облепленная целой сворой остроухих Пустельга. Там, где только что дрался, рыча, словно разбуженный от спячки медведь, Лопата, ворочалась куча-мала, мелькали кожаные юбочки, орлиные перья, вздымались и опускались ножи.