Павел Молитвин - Путь Эвриха

— Поздно! — прохрипел Батар, чувствуя, как по груди его течет кровь, а очертания «медногрудых» заволакивает розовая дымка.

— Огня! — взревел один из полудюжины уцелевших телохранителей Энеруги и швырнул в атакующих выхваченное из камина пылающее полено. Следом за ним полетели рассыпающие искры плащ и кресло, от которого совсем недавно Батару едва удалось увернуться.

Надеялись ли уттары, что занявшийся пожар позволит им скрыться в потайном ходу или это был просто жест отчаяния, косторез не знал и был изрядно удивлен, когда со стороны нападавших послышались гневные вопли, а затем чей-то голос, перекрывая шум боя, выкрикнул:

— Эта стерва убила Зачахара! Она уничтожила все запасы Огненного зелья! От дома придворного мага остались одни головешки!

— Зачахар? Огненное зелье? О чем они говорят? — прошептал Батар, не понимая, почему натиск заговорщиков внезапно ослаб и что могло хотя бы на миг остановить их, заставить попятиться, когда победа была столь близка. Ведь не брошенное же телохранителем горящее кресло? Но именно в этот, богами, видно, дарованный ему миг вид загоревшегося ковра пробудил в нем воспоминание о двух дарах Сюрга, с которыми косторез, по не вполне понятной причине, не пожелал расстаться, покидая свой дом. Вряд ли он мог всерьез надеяться выбраться с их помощью из дворца, если приворотное зелье не подействует на Энеруги, но, как бы то ни было, они были при нем и сейчас могли сослужить ему добрую службу…

Отступив за спину одного из уттаров, он вытащил из потайного кармана крохотный флакончик мутного стекла, выкатил из него светло-голубую, в коричневых крапинках, горошину и бросил ее в рот. Одним движением содрал крышку с серебряной коробочки и, срывая голос, заорал:

— Вниз! Все вниз! Спасайте Энеруги!

Кинул коробку с серым порошком под ноги, на горящий ковер, и подхватил оброненный кем-то меч, чтобы дать возможность уттарам затащить отчаянно вырывающуюся из их рук девушку в потайной лаз.

И тут дарованная богами передышка кончилась. Волна отхлынувших было, потрясенных каким-то ужасным известием «медногрудых» и «драконоголовых» накатила вновь. Косторез заработал мечом с удвоенной силой, коля, рубя, уворачиваясь от вражеских клинков, кольцо которых сжималось с неумолимой быстротой.

Он едва успел занять место сраженного ударом в грудь телохранителя и отвести направленный ему в живот клинок, подумав, что ожидаемое им чудо, вероятно, уже не произойдет, когда один из «медногрудых», выпустив оружие, схватился за горло и начал оседать на пол. За ним последовал второй, третий… Движения других сделались неуверенными, замедлились, в то время как меч Батара продолжал свистеть и разить…

— Колдовство! — в ужасе крикнул кто-то из дальнего конца зала.

Роняя оружие, «медногрудые» и «драконоголовые» падали на горящий ковер один за другим, и косторез, уверовав наконец, что полученные им от Сюрга снадобья действуют, обернулся к потайному ходу. Зажав окровавленный клинок в зубах, подхватил под мышки осевшего у мраморной колонны уттара и услышал раздавшийся откуда-то из-под пола крик Энеруги:

— Потяни рычаг! Дерни рычаг — и дверь встанет на место!

Кроме треска пламени, из Овального зала не доносилось ни звука. Вслед за ковром занялись стол и гобелены на стенах, одежда на усеявших пол заговорщиках…

— Ай да Сюрг! Кто бы мог подумать, что его отрава спасет нам жизни! — пробормотал Батар, укладывая меч на ступени. Втащил обмякшего телохранителя в узкий лаз, опустил его на пол, а сам принялся шарить руками по стенам. Нащупал толстый металлический стержень с круглым набалдашником, потянул вправо, влево, на себя…

Где-то в недрах перекрытия с приглушенным скрежетом пришла в движение восстановленная строителями дворца система хитрых противовесов, и мраморная колонна поползла на прежнее место. Светлая полоса становилась уже и уже, пока не пропала вовсе и звонкий щелчок не возвестил, что распорные клинья встали в пазы и теперь скрывающая потайной ход дверь может быть открыта со стороны Овального зала лишь с помощью тарана, стенобитной машины или Огненного зелья Зачахара…

Великий Дух покинул ее, иначе Нитэки остaлacь бы жива. Боги Покровители отступились от нее, и не было ничего удивительного в том, что «беспощадные» Барикэ лишь посмеялись при виде предъявленных им кожаных ярлыков Хурманчака. Ой-е! Как мерзко смеялись они, тыча пальцами в Тайтэки и ее спутниц и нарочито громко объясняя друг другу, что «для этих праведных женщин наш мир слишком плох и потому их непременно надобно пропустить к Вратам».