Павел Молитвин - Ветер удачи

По Гвадиаре везли в столицу Мавуно рис, пшеницу, просо и ячмень, шелковые ткани и мешковину, мясо, древесину и различные руды. Она исправно снабжала обитателей Мванааке и других городов рыбой, по берегам ее рос тростник, используемый для разнообразнейших поделок, и знаменитый мономатанский камыш, из расплющенной сердцевины которого изготовляли бумагу различных сортов: от сравнительно дешевой — серой и толстой — до самой дорогой — прочной, тонкой, дивной белизны и гладкости. Великая река недаром считалась становой жилой империи, поскольку именно по ней и ее бесчисленным притокам отправлялись имперские войска на завоевание земель и усмирение взбунтовавшихся провинций. Жрецы и чохыши слагали о ней гимны и песни, называя волшебной дорогой, кормилицей, подательницей благ, матерью всего живого. Воды ее считались священными, и не было ни одного праздника, во время которого по течению ее не пускали бы благодарные горожане цветочные венки и вырезанные из коры либо сделанные из сухих листьев тилнлобы лодочки с горящими свечами.

Некоторое время Ильяс всматривалась в темный силуэт противоположного берега, где располагались грузовые пристани, склады для товаров, привозимых как из глубины континента, так и из далеких заморских стран, и самый крупный столичный рынок. Потом перевела взгляд на флотилию рыбачьих челнов и пирог, застывших у левобережного причала, прозванного Извозом, и подивилась смелым замыслам строителей, из года в год донимавших императора предложениями перекинуть через Гвадиару плавучий мост. Одно из таких предложений, сделанное Конкэем Мальтемоком, преподававшим в императорской школе математику, произвело на форани неизгладимое впечатление, и ей живо представилась длинная вереница перегородивших реку лодок, соединенных между собой дощатыми щитами.

Девушка тряхнула головой, отгоняя возникшее перед ее внутренним взором видение сказочного моста, и перевела взгляд с реки на высящиеся правее Извоза купола заброшенного святилища Балаала.

Согласно легендам Балаал считался речным божеством, могучим покровителем всех, чьи судьбы были связаны с многоводной Гвадиарой. Поклониться ему и заручиться его поддержкой в делах приходили рыбаки и корабельщики, торговцы и сборщики тростника, отправлявшиеся в дальний поход военачальники и простые воины. Какие церемонии устраивались в древнем храме, Ильяс, само собой разумеется, не знала, и ее никогда не посещала мысль справиться об этом в императорской библиотеке, занимавшей часть здания школы, которую она посещала вот уже пятый год подряд.

Из всех слышанных ею о Балаале историй девушке запомнился лишь тот факт, что приходившие поклониться ему люди должны были, сделав на языке надрез, уронить с него каплю крови на алтарь. Кое-кто, в великом усердии своем, жертвовал чудному Богу даже кусочек языка, по причине чего ведущая к храму улица и была прозвана улицей Косноязыких. Со временем культ Балаала начал хиреть, на смену ему пришли иные Боги, а тут еще и мыс, на котором стоял древний храм, опустился под воду, когда в очередной раз, как это нередко здесь случалось, дрогнула под ногами горожан земная твердь, напоминая заносчивым обитателям столицы о бренности всего сущего. Мутные воды Гвадиары залили лестницы, бассейны и полы храмовых помещений, на подступах к древнему строению стал буйно произрастать тростник, и тогда-то жителям Мванааке сделалось окончательно ясно, что могучий Балаал либо совсем одряхлел, либо отошел от дел.

Заброшенные святилища испокон веку пользуются у всех народов дурной славой, что и неудивительно. Забытые Боги, чувствуя себя незаслуженно покинутыми и преданными, в меру оставшихся сил мстят забредающим в их обиталища людям, и водяные гадюки неспроста, видимо, облюбовали древний храм Балаала. Скептики, понятное дело, утверждали, что было их там ничуть не больше, чем в других приречных зарослях, однако охотников проверять, действительно ли это так, с годами становилось все меньше и меньше, и даже сборщики тростника начали в конце концов обходить старинное святилище стороной. Потому-то заявление Нганьи, будто она своими глазами видела огни, мерцавшие в недрах храма, рассмешило и разозлило Ильяс, доподлинно знавшую, что подруга ее — большая любительница приврать и часто выдает услышанные от других истории за случившиеся якобы с ней самой.

Вранье, пусть даже самое красочное и бескорыстное, неизменно вызывало у Ильяс желание вывести лжеца на чистую воду, и, бывало, ей это удавалось. Случалось ей попадать из-за своего правдолюбия и впросак, примером чему служил спор, разгоревшийся после рассказа Нганьи о виденных в заброшенном святилище огнях. Из-за вмешательства Дадават он закончился тем, что Ильяс обещала отправиться ночью в храм и воочию убедиться в отсутствии там Богов, жрецов, духов и чохышей, бродящих от нечего делать из зала в зал с зажженными светильниками в руках.