Сергей Шведов - Клан двурогих

– Спасайте короля!

Гуяров трудно было напугать даже свирепым хищникам. Леир огрел коня плетью и поскакал в сторону возникшего на горизонте Ожского замка. За его спиной слышался дикий вой вохров, крики боли и ярости, схватившихся с ними в смертельной схватке людей, но Леир даже не оглянулся. И только когда до Ожского замка было рукой подать, он чуть придержал коня и покосился через плечо: сердце его похолодело от ужаса. Огромный монстр уже почти настиг его, с оскаленной пасти падала пена, а свирепые глазки горели огнем. Уходить было поздно, и благородный Леир обнажил меч, чтобы встретить смерть как подобает воину и мужчине.

Весть о страшной трагедии, разыгравшейся у Змеиного горла, повергла в смятение все королевство. Останки благородного Леира, если несколько окровавленных тряпок можно назвать останками, привезли в Хальцбург арвераги во главе с достойным Освальдом. По их словам, дружина короля полегла вместе с ним. Возникшие было против арверагов подозрения, были развеяны очень быстро. Желающие могли собственными глазами осмотреть место бойни, устроенной вохрами. Три изрубленных мечами чудовища валялись тут же и даже мертвые внушали ужас любопытствующим. Если судить по следам, то вохров было более десятка и вынырнули они из зарослей неожиданно, словно специально отсиживались в засаде. Бывалые люди из арверагов и киммарков утверждали, что подобное поведение вохров, случай из ряда вон выходящий – никогда эти монстры не охотятся группами и очень редко парами. Чаще нападают в одиночку. За исключением тех случаев, когда в прорыв устремляется вся стая во главе с вожаками. Ветераны вспомнили в этой связи Расвальгский брод и Черного колдуна, бросившего монстров на гуярское войско. Об этом человеке уже забыли и, похоже, зря, поскольку по словам аквилонца Скилона именно он разбил войско достойного Осея. Очень может быть, что и к смерти Леира он имеет какое-то отношение.

Пока что ясно было одно: Киммаркия осиротела. И деликатность момента состояла в том, что благородный Леир не оставил наследника. Разумеется, в претендентах на киммаркскую корону недостатка не было, но именно их многочисленность и заставила здравомыслящих людей склониться к мысли, что наиболее подходящей преемницей благородного Леира является его дочь, благородная Ингерна, будущая супруга короля Октии Хольдрика. Естественно, нашлись и несогласные: никогда еще женщина не становилась во главе гуярского клана. Несогласным напомнили, что речь идет не о клане, которым можно управлять с помощью старейшин, а о королевстве Киммаркия. В соседней Октии уже идет междоусобная борьба, если еще и киммарки передерутся между собой, то есть большой риск потерять Лэнд, как уже потеряли Западный Суран.

Сама Ингерна, с бледным осунувшимся лицом, сидела здесь же в зале Совета, закусив губу от переполнявшего ее гнева, но в споры не вступала. Куча золота ушла на то, чтобы подкупить вождей и старейшин, но, кажется, подкупить удалось далеко не всех. Кричали долго, но к единому мнению так и не пришли, отложив решение вопроса на несколько недель.

Никогда еще Ингерна не чувствовала себя такой одинокой и беззащитной. Пока был жив отец, все казалось легким и простым. Не было преград ее уму и воле. Она стремилась к власти, она жаждала ее, но когда наступил решающий момент, у нее опустились руки, и не было рядом человека, который поддержал бы ее в трудную минуту. Хольдрик умчался в свою Октию, раздраженный и возмущенный ее вероломством. Бьерн и вовсе исчез, словно его и не было. Если бы не тяжкая ноша под сердцем, она бы навсегда вычеркнула этого негодяя из жизни. Эта ноша требовала к себе внимания и все настойчивее просилась на свет. И не было сил, чтобы удержать в себе боль, она вырывалась криком из охрипшего горла. А потом появился он, маленький, розовый и ненужный. Настолько ненужный, что утомленная родами, почти потерявшая разум Ингерна не хотела брать на руки писклявый комочек и подносить к своей груди. Явившийся как раз ко времени Освальд из арверагов, растолкал нянек и служанок, отвесил Ингерне довольно чувствительную оплеуху и силой впихнул ей в руки младенца. Она сразу же почувствовала облегчение. Словно этот маленький живой и теплый младенец высосал вместе с молоком жар, сжигающий ее тело и застилающий разум. Ингерна с удивлением рассматривала сына: редкие светлые волосы едва прикрывали розовый затылок, а выражение сморщенного личика было странно-сосредоточенным, словно он осознавал, какое важное дело совершает сейчас, пытаясь удержаться в этом негостеприимном мире.