Наталья Резанова - Ночь Гарпалики

А потом он увидел трупы на подступах к деревне. Их было не меньше дюжины, и они еще не успели остыть. Он спешился и приблизился, ведя обеих лошадей в поводу. Да, все верно. Стычка произошла совсем недавно – под палящим солнцем трупы разлагаются быстро. Слепни облепили кровоточащие раны. Объяснение могло быть только одно – степные кочевники прорвались и сюда, хотя прежде так далеко не заходили. Но среди убитых кочевников не было ни одного. Только такие же худые и жилистые люди в козьих и свиных шкурах, что он видел в Медвежьем Броде, может быть, те же самые – он не слишком в них вглядывался. А вот раны у них не были похожи на те, что оставляет оружие степняков. Едва он успел отметить это, как в кустах послышался шорох, и Меламп сразу принял боевую стойку. Но это оказались пастухи во главе с Ярбом. Должно быть, они все время были здесь и попрятались при его приближении.

– Ты вернулся! – хрипло выкрикнул Ярб. В руках он держал знакомый Мелампу меч, клинок которого успел потускнеть. – Ты вернулся! Ты нам нужен…

– Кто это? – Меламп кивнул в сторону убитых.

– Люди Сатре из Тамира. Они ежечасно могут напасть на нас, и мы постоянно держим оборону. Говорю тебе, ты нам нужен! – Ярба явно не беспокоило, с чего вдруг Меламп вдруг вернулся назад, он по-прежнему видел в нем царского посланца и ждал помощи.

Меламп взял меч у него из руки и воткнул в землю, чтобы очистить лезвие. Он не терпел дурного обращения с оружием.

Тамир – ближайшее из крупных поселений. Однако, за время пребывания здесь Меламп не слышал, чтоб между ним и Медвежьим Бродом существовала вражда. Что ж, пусть так. Он усмехнулся. Стать вождем козьих пастухов – неужели это определено ему судьбой?

– Едем в деревню, – он перекинул поводья запасного коня Ярбу и снова вскочил на своего. Не умевший ездить верхом Ярб и все прочие потрусили следом.

Деревня встретила их воплями и женскими причитаниями. Видны были следы набега, некоторые хижины разрушены. Все жители начали собираться на прокаленной солнцем, вытоптанной площадке перед домом Ярда.

– Что у вас случилось? – спросил, спешившись, Меламп.

– Все из-за тебя! – глаза Ярба яростно сверкнули. – Из-за тебя! Ты велел поджечь рощу Бендиды, и пламя перекинулось на Тамир, и выжгло их селение. И теперь они винят нас во всех бедах и убивают наших, где ни застанут, и нападают на нас толпами!

– Что за дурь! Чистый случай, что ветер в ночь облавы дул в их сторону. Ведь так же могла выгореть и ваша деревня.

– Но они не хотят этого знать. Они точно взбесились, и нет нам покоя! И что же теперь делать?

Жители деревни вновь загомонили, на все лады повторяя последние фразы, и один голос перекрыл все.

– Я видел ее!

Ферет протолкался вперед. Он страшно побледнел под грязью и загаром, кожа его обтянула скулы, нос заострился.

– Я видел ее! – вновь выкрикнул он. – Ее волосы – как солнце, а глаза – как небо! Она протянула ко мне свою руку, и кисть ее была отрублена, и из обрубка хлестала кровь! И она сказала: «Вы сожгли меня, и ветер разнес мой пепел по всему вашему краю, вы дышали им, и я вошла в вашу плоть и кровь, и теперь владею вами! А тебя, за то, что ты дал моей руке сгореть, как подобает, а не оставил ее гнить в траве, я избираю, чтоб ты объявил мою волю своими устами…»

– Свяжите этого щенка! – прервал его Ярд. – Свяжите и бросьте в свиной хлев!

Пастухи быстро скрутили и уволокли его. Вслед ему понесся женский визг. Это билась, метя космами пыль, Долола, жена Ярба. На губах ее выступила пена. На припадочную вылили бурдюк воды, и она утихла, продолжая что-то невнятно бормотать. Можно было разобрать только одно слово : «Гарпалика».

Ночью кто-то швырнул горящую головню в дом Ярба. Сухое дерево занялось споро. В суматохе пожара никто не заметил, как убежал Ферет.

И это было только начало странной болезни, поразившей лесной край. Люди находили чудовищное наслаждение в поджогах, и часто бывало, что они не разбирали, предают ли огню дома соседей и чужих родов, или свои собственные, и с тупым удовольствием наблюдали, как горит все их жалкое достояние. И все больше женщин каталось в судорогах, вопя, что в них вселился дух Гарпалики, и они видят мелькающих в траве змей, и они десятками корчились среди пепла и золы. А мужчины все чаще впадали в беспричинную ярость, хватали ножи и топоры, мчались, не разбирая дороги, круша все и вся на своем пути. А иные собирались толпою в круг, и полосовали себя ножами и острыми камнями, бессмысленно повторяя: «Возьми нашу кровь! Возьми нашу кровь!», пока не валились от слабости. Стояла засуха, земля была твердой, как камень, а небо сплошь затянуло дымом пожаров, и днем было темно, как ночью, и ветер вместо дождя приносил пепел. И безумие не утихало, оно охватывало и тех, кто ничем не был причастен к убийству Гарпалики, и даже не знал о нем, но немедленно впадал в помрачение духа, стоило ему только услышать об этом. Так заразительна была болезнь. И все объединились в ней, не разделяясь на роды, семейства и селения. И все обвиняли Мелампа и Ярба, которые привели на землю ночь Гарпалики, и хотели их убить, но старая Сидеро из Тамира вспомнила о слепом провидце, удалившемся в горы так давно, что имя его забылось. И неизвестно было, жив ли он. Однако, когда за ним послали, оказалось, что еще жив и беседует с небесными богами.