Майкл Муркок - Серебряная рука

И тогда один за одним стали исчезать сами Фой Мьёр. Ветер стих, и каменные круги стали замедлять свое кружение. Мабдены со счастливыми криками бросились к алтарю, на котором сидел черно-белый кот и лежал позолоченный бронзовый ларец.

На месте оставались только Корум и Ильбрик, они стояли над телом своего поверженного товарища, карлика Гоффанона.

— Он успел дать мне совет, Ильбрик, — сказал Корум. — Он советует нам как можно быстрее оставить этот мир, ибо с мабденами наши судьбы уже не связаны.

— Возможно, это и так, — ответствовал Ильбрик, — Теперь, когда все уже позади, я вернусь в подводные владения отца. Не радует меня эта победа, не смогу я больше сдвинуть кубки со старым другом Гоффаноном, не смогу я больше спеть вместе с ним старых песен сидхи. Прощай, Корум. — Он опустил свою огромную руку на плечо Корума. — Может быть, ты желаешь пойти вместе со мной?

— Я люблю Медбх, — ответил Корум. — Поэтому я должен остаться.

Ильбрик неторопливо забрался в седло и, не прощаясь, поскакал по заснеженной равнине в направлении запада.

И видел это лишь Корум.

К тому времени, когда они вернулись в Кэр-Ллюд. зима уже начала отступать. Нужно было заново отстроить порушенное, предать огню тела погибших, очистить столицу от следов пребывания Фон Мьёр. И все же мабдены были счастливы.

Эмергин вновь занял главную башню, в которой некогда содержался как узник. Он выставил на всеобщее обозрение волшебные Котел и Ворота Власти, как доказательство того, что Фой Мьёр навсегда изгнаны из этих земель, а Вечная Тьма развеяна.

Они чествовали Корума, как великого героя, спасшего их народ. Они слагали песни о его трех походах, о доблести его и отваге. Но Коруму не становилось от этого легче, — сердце его переполняла печаль по унесенному в Лимб Джерри-а-Конелю, по кузнецу Гоффанону, сраженному мечом, нареченным Предателем.

Прошло совсем немного времени с того дня, когда они прибыли в Кэр-Ллюд, когда Эмергин, взяв с собой котика и золоченый ларец, отправился на верх башни. Всю ночь над городом бушевала гроза — сверкали молнии, гремел гром, но ни капли дождя не упало на землю. Наутро Эмергин вышел из башни уже без ларца, держа в руках испуганного кота Базилия, и сказал Коруму о том, что договор выполнен теперь обеими сторонами. Глаза у кота теперь были такими же, как и прежде. С той поры Корум всюду носил его с собой.

Когда прошла первая волна празднеств, Корум простился с Эмергином и сказал ему, что хочет вернуться в Кэр-Малод с оставшимися в живых Туха-на-Кремм Кройх, этого же желала и горячо любимая им королева Медбх. Эмергин поблагодарил Корума и сказал, что в скором времени он намерен посетить Кэр-Малод и провести не один день в беседах с Корумом. Корум отвечал, что он будет с нетерпением ждать визита Верховного Правителя.

На том друзья и расстались.

И вновь они скакали на запад. Земля опять зазеленела, но звери пока не спешили возвращаться в родные места. Встречавшиеся на пути селения были безлюдны. Наконец, путники достигли стен Кэр-Малода, крепости, стоявшей на холме меж дубравой и морем.

Прошло несколько дней. Проснувшись утром, Медбх обняла Корума и шепнула ему:

— Ты стал другим, мой милый. Ты никогда не был таким мрачным.

— Прости меня, — сказал он. — Я люблю тебя, Медбх.

— Я прощаю тебя, — отвечала она ему. — Я тоже люблю тебя, Корум.

Однако голос ее звучал как-то неуверенно, глаза же были устремлены куда-то вдаль.

— Я люблю тебя, — повторила она, поцеловав Принца в губы.

Ночь или две спустя Корум проснулся от кошмара, в котором он увидел свое лицо, искаженное злобой, и услышал звуки арфы, игравшей где-то за стенами Кэр-Малода. Принц хотел разбудить Медбх и рассказать ей об этом, но женщины нигде не было. Наутро Корум спросил ее о том, где же она была в эту ночь; королева же отвечала ему, что один его сон сменился другим — всю ночь она была рядом с Принцем.

Проснувшись следующей ночью, Корум увидел, что королева мирно спит рядом с ним. Некая сила заставила его подняться, облачиться в доспехи и опоясаться мечом, носившим имя Предатель. Корум вышел из замка, ведя под уздцы Желтого Жеребца. За стенами крепости он оседлал его и поскакал к морю, туда, где стоял одинокий утес, называвшийся мабденами Замком Оуин, вадаги же называли замок Эрорн. В этом месте Корум родился и вырос, здесь он был счастлив.

Склонившись к голове Желтого Жеребца, Корум прошептал ему на ухо: