Патриция Брей: Первое предательство

— Ты предал нас! — воскликнул Бенедикт, выхватил кинжал и бросился к принцу.

Джосан сидел в кресле, не двигаясь и не предпринимая попыток защититься. Но Бенедикту не удалось приблизиться, кто-то сзади подрезал его.

Жаль. Быстрая смерть пришлась бы как нельзя кстати.

Монах наблюдал, как стражники арестовывают конспираторов, заламывая им руки за спину, чтобы никто не принял яд. Двое успели выхватить шпаги, но их быстро разоружили.

Наконец все закончилось. Фаррис приблизился к креслу, где восседал Джосан, и поклонился ему.

— Императрица Нерисса благодарит за столь щедрый дар, — заявил он достаточно громко, чтобы все пленники услышали.

— Для меня честь служить правительнице, — громко ответил монах.

Последняя сцена предназначалась для того, чтобы задушить последние ростки преданности, которые заговорщики еще могли испытывать по отношению к Люцию. Ненависть к нему развяжет языки и, возможно, заставит бунтовщиков более тесно сотрудничать с палачами Нериссы.

Фаррис стоял за спиной Джосана, пока солдаты выводили конспираторов. В конце концов в комнате остались Фаррис, монах и двое стражников.

— Принц Люций, пора. Вам нужна помощь? — спросил телохранитель.

Джосан встал, довольный, что ноги не дрожат. Он невозмутимо стоял, пока Фаррис стягивал с него чертову мантию, оставив ежиться в тунике. Ему связали руки и накинули на плечи плащ, на голову натянули капюшон, чтобы скрыть черты лица. Телохранители подхватили его под локти и повели к карете, ожидавшей у крыльца. Они помогли ему взобраться внутрь, поскольку с завязанными руками неудобно подниматься по ступеням. Наконец Люция усадили между стражниками, а Фаррис устроился напротив.

С вывернутыми кистями Джосану пришлось ютиться на краешке сиденья, неудобно наклонившись вперед, но такое положение по крайней мере позволяло держать голову опущенной. Не было никакого желания встречаться с глазами Фарриса, Джосан боялся того, что мог прочитать в его взгляде. Жаль, что ужас заставил сердце биться так стремительно и леденить внутренности. Но он не станет стыдиться себя и этого тела.

Джосан снова подумал о быстрой смерти. Монах выполнил часть своей сделки, но Нерисса обещала ему правосудие, а не сострадание. Нужно еще заплатить за восстание шестилетней давности, за всех тех, кто погиб при ошибочной попытке возвести Люция на трон.

Принц посчитал это честной сделкой, шансом наказать тех, кто ввел его в заблуждение и воспользовался им ради собственных жестоких интриг. Он поплатился за глупость и тщеславие, но, поторговавшись с Нериссой, смог обеспечить правосудие для тех, кто убил леди Зению и других ни в чем не повинных людей.

Однако Джосан не совершил ничего плохого. Он такая же жертва обстоятельств, как и все остальные. Как жизнь Люция переплелась с мятежниками, так и монаха предали все, кому он доверял. Они сделали из него соучастника чудовищного преступления, пытаясь уничтожить душу одного человека, чтобы освободить место для другого.

Монаха не в чем обвинить. Он прожил на шесть лет больше, чем ему отводилось судьбой, в чужом теле, пока его собственное гнило в безымянной могиле. Если бы не тот наемник, ученый мог пробыть остаток жизни на маяке, даже не осознавая, что тело, в котором он находится, не его.

Наверное, это было бы неплохо. Или лучше знать правду? Когда-то Джосан, не задумываясь, сказал бы, что всегда лучше придерживаться истины, несмотря ни на что, однако сейчас он не был так уверен в этом.

Ученый не мог не думать, что произошло с духом Лю-ция, находившемся в состоянии покоя все эти годы. Неужели Другой очнулся только тогда, когда смертельная угроза заставила его действовать? Либо же он оказался заложником бесконечного сна, кошмара, которого нельзя избежать.

Две души, связанные вместе и разделяющие одну судьбу. Что бы ни происходило, происходило с обоими. При этих словах Джосан почувствовал, как Другой зашевелился где-то в глубине.

— Не один, — услышал он шепот.

Монах подождал, готовый передать тело под контроль принца, но Люций более никак не проявлялся. Тем не менее даже легкая тень дружеского присутствия навевала успокоение.

Джосан горько улыбнулся. Интересно, как отреагировала бы Нерисса, объясни он, что в его теле живут две разные души. Хотя, если бы она и поверила, вряд ли это повлияло бы на их судьбу. Люция приговорили бы к смерти за предательство, а монаха — за преступление против человеческой и божественной природы. Очень удобно: один взмах меча, а нет двоих.