Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

— Благодарю тебя, Приносящий добычу, — как-то подчеркнуто поблагодарил воин. — Позволь, теперь в знак уважения я выпью с тобой полную чашу и поднесу тебе плова?

— Это будет честь для меня…

Ведун повернулся — и обнаружил, что перед его юртой никого нет. Чабык, Судибей и даже Роксалана перебрались к очагу здешних старейшин. И о чем-то живо беседовали. Без него!

Правда, Бей Джебе повел его к общему пиру, сам придвинул подушку к свободному месту, поманил пальцем прислуживающего мальчика и зачем-то сказал:

— Нашего гостя все называют Приносящим добычу.

— Так поступают лишь простые нукеры, — уточнил Чабык. — Мы называем его посланцем предков.

— Это достойное имя, — согласились старейшины местных родов. — Мы станем называть его так же. Пусть боги пошлют ему долгих лет жизни.

— Выпьем за досточтимого гостя, повелителя железа и добычи, — предложил Бей Джебе, и все дружно подняли чаши.

Кумыс — очень коварный напиток. Пока ты пьешь и ведешь беседу — твоя голова остается ясной и трезвой. Но стоит попытаться встать, отойти от общего застолья — и вдруг оказывается, что тебя не слушаются ни ноги, ни другие части тела. Когда же страшным усилием воли ты побуждаешь их к послушанию — вся слабость, ватность, тяжесть устремляются в голову и… И самое главное — не упасть и не заснуть там, где ты столкнулся с этой бедой.

Олег смог устоять. Еще задолго до сумерек он встал и ушел в юрту. Даже смог увести с собой совершенно размякшую Роксалану. Это была достойная победа — трое старейшин, как он мог заметить, уже спали прямо у стола.

— Больше ни капли, — сонно пообещала Роксалана, когда он опустил ее на овчину.

— И я ни капли, — решил Середин, отползая на мужскую половину. Растянулся на кошме… И как-то сразу после этого наступил рассвет.

Услышав веселую перебранку, Олег поднял голову, заметил в просвете полога разноцветные флажки, поднялся, осторожно выглянул наружу. Ничего страшного не происходило: кочевники устанавливали два шеста, между которыми была натянута веревка с синими, оранжевыми, красными бумажными ленточками. Такие же ленты украшали и растяжку, удерживающую столбы. Больше всего это напоминало подготовку к русской забаве «достань приз с намыленного шеста». Либо — аттракцион канатоходцев.

Середин окинул взглядом юрту. Ему очень хотелось пить, но ничего, кроме кумыса, хозяева гостям не оставили. Умываться, по всей видимости, тоже следовало кислым молоком.

— Ну, значит, так тому и быть, — решил Олег, но отправился все же не к бочке, а наружу. Кивнув в ответ на приветственные выкрики, он обогнул занятых работой кочевников, пересек стойбище и немного в стороне от водопоя по колено вошел в воду — ближе к берегу вода была слишком мутной. Да и глубже она годилась с некоторой натяжкой лишь для умывания — но никак не для питья.

Когда он возвращался, возле шестов уже стояли многие старейшины, наблюдая за поведением ленточек, мальчишки соломенными вениками подметали землю вокруг. Чабык и Судибей наблюдали за происходящим от юрты, изнутри доносился голос Роксаланы:

— Я, конечно, люблю молочные маски, но не до такой степени! Время от времени нужно пользоваться и огуречной! Или арбузной! Малышка, найди мне кусочек арбуза.

«Арбуз! — осенило Олега. — Вместо питья можно просто наесться арбуза».

Но сначала он, конечно, заглянул в юрту, надел подаренное кочевниками праздничное одеяние. И уже потом вышел к хозяевам стойбища. Увидел возле одного шеста Бей Джебе, стал пробираться к нему:

— Доброго тебе дня и тучных стад, уважаемый…

— И тебе богатства и радости, Приносящий добычу! — поклонился воин.

— К чему готовитесь? — указал на жерди ведун.

— Сегодня праздник, уважаемый, день Вайю, бога ветра. Мы будем поклоняться ему, приносить жертвы и пускать летающие игрушки.

— Наверное, это будет красиво.

— Это любимый праздник детей. Жаль, в этом году им не повезло.

— Жаль, — согласился Олег, понимая причину такой накладки. — Бей Джебе, ты не знаешь, где мне найти пару кусочков арбуза?

— С удовольствием угощу тебя, идем… Нет, стой, смотри! Святой человек!

Через стойбище медленно передвигался, опираясь на тяжелый посох, босой индивид в светло-коричневой тоге с черной каемочкой по самому краю. Странствующий лама так завернулся в ткань, что наружу выглядывали лишь пальцы ног и голая рука с посохом, на бритой голове только-только появилась щетина, а лицо было неотличимым от лица Урги до умывания. Кочевники расступались перед монахом, склоняли головы. Он небрежно скользил взглядом над их шапками. Вдруг остановился, почмокал губами, вскинул ладони, протяжно завыл — и тут же перешел на внятную человеческую речь: