Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

Пленник молчал.

— Как знаешь. Уведите его. Судибей покажет, куда.

Нукеры приподняли хана, поволокли к обозу. Олег закрыл глаза. В памяти почти сразу всплыло знакомое лицо, и он впервые за последние дни спокойно, с облегчением, заснул.

Четыре дня от умелого китайского палача не было никаких известий, четыре дня монголы разоряли город и под конец, видимо, не оставили в нем ни единого целого предмета. Наконец перед Олегом опустился на колено обнаженный по пояс мальчишка-китаец, склонил голову:

— Прости, господин. Он умер.

— Он что-нибудь сказал?

— Он сказал, что это был приказ хорезмского хана Мухаммеда.

— Хорошо, можете уезжать. — Олег кинул подмастерью заранее приготовленный кошелек, поднялся и подозвал одного из нукеров, охраняющих покой Тенгизхана: — Найди Чабыка. Скажи, мне нужен пленник. Воин. Кто-то из тех, кто защищал город. Если, конечно, такие есть.

— Прости, господин, ведомо мне, в обозе лежат знатные пленники, коих можно продать за выкуп.

— За что ты просишь прощения? Веди!

Пленники сидели в небольшом загончике, составленном из телег. Связанные и крепко примотанные к колесам. Пахло от них весьма гнусно, как от разлагающихся трупов, над головами густо вились мухи. Видимо, естественные надобности полона никого из степняков не беспокоили.

— Кто ты? — пнул ногой одного из мужчин Олег.

— А ты кто? — с трудом разлепил серые губы пленник.

Нукер тут же с силой ударил его древком копья по затылку:

— Отвечай.

— Воды дайте…

Вместо воды он получил удар еще сильнее:

— Отвечай, падаль!

— Именем я Караджа-Хаджиб, прислан хану в помощь с воинами. Отрар оборонять, — прохрипел мужчина.

— Тогда ты должен знать, где находится хан Мухаммед, где его ставка, его армия?

— Нет армии, — горько засмеялся кашлем пленник. — По городам свои полки разделил. Сказывал, не умеют дикари степные города брать. Побегают и назад уйдут.

— Он сказал правду, — признал Середин. — Нигде и никогда степнякам городов брать не удавалось. Но эта информация уже почти полгода как устарела. Где твой хан? Отвечай!

— В городе…

— В каком?! — снова ударил его нукер.

— То не ведаю… Где-то сидит. В городе.

— Ищи Чабыка, Судибея. Всех, — тихо приказал нукеру ведун. — Мы выступаем.

Монгольская конница неудержимой лавиной покатилась по дорогам Хорезма, от города к городу, от крепости к крепости, требуя выдать великому Тенгизхану на суд преступного хана Мухаммеда либо отворить ворота и дать монгольским сотням обыскать город. Но слава непобедимого правителя, прямого воплощения богини Дара-эхэ, успевала обогнать даже самых легконогих коней, а потому большинство городов предпочитали не накликать беду и кровь, а открыть ворота, заплатить откуп и принять небольшой гарнизон и нового наместника. Так сдались Хива, Термет, Балх, Бухара, Ходжент, Коканд, Ургенч, многие сотни небольших поселков и деревень.

Не обошлось во время этого похода без смешного: жители города Ашнасу категорически отказались открывать кочевникам ворота и платить откуп — но и сражаться за трусливого подлого правителя тоже не пожелали. Нукеры Чабыка забрались на стену и, никем не удерживаемые, без боя открыли ворота и впустили своих товарищей. Не обошлось и без трагедий: в Сыгнаке обитателям захотелось повоевать, причем они убили обычного местного купца именем Хасан-Хаджи, через которого Олег передал предложение обойтись без крови. Через семь дней город все равно был взят, но обозленные кровью нукеры уже не открыли ворота, чтобы выгнать жителей подальше от войны. В Самарканде, уже после согласия жителей сдаться, в открытые ворота внезапно вынеслись сотни с обнаженными мечами и после короткой схватки с заградительным отрядом почти без потерь вырвались и ушли куда-то на юг.

Олег все же пощадил огромный и красивый город. [10] По признанию историков и самого Карамзина, потери полумиллионного города (одних только воинов было 100 000, а значит, еще минимум в пять раз больше мирных жителей) составили погибшими около 5 %, и столько же оказалось в плену. При всем трагизме каждой смерти или погубленной судьбы, такие потери никак не тянут на обращение города в «пыль и пепел». Однако не удержался и велел отослать в Каим триста лучших мастеров. Может статься, у них еще получится оживить умирающие поселки.

К середине лета стремительно редеющая монгольская армия и ползущий за ней непомерного размера обоз вышли к Каспийскому морю. Радость Любовода была недолгой: здесь о войне уже знали, и торговцы предпочли отплыть от опасных берегов в более спокойные края. Ладей или иных кораблей, чтобы загрузить их трюмы своим товаром, купцу найти не удалось.