Азамат Козаев - Ледобой

На дворе первым делом разыскал Перегужа, просил собрать князя и остальных воевод. Старый воин хотел было спросить о чем-то, да передумал, покрутил ус и удалился. А Безрод ушел в амбар, встал у срединного столба и пробубнил в потолок, никому и всем сразу.

– Гостинцы вот люди передали. Сласти. Налетай.

Сам не ожидал. Ровно дети малые налетели, похватали. К мечу привычны, бьются обеими руками, знают всякий бой, но Сивый даже моргнуть не успел, как на дне ладоней, сложенных лодочкой, осталась только одна сласть – витая рогулька, сваренная на липовом меду. Делили на двоих, троих. Остались только он и Дергунь. Млеч пришел в себя, лежал бледен, будто снег на дворе. Сивый подошел, переломил рогульку и приложил к самым губам Дергуня. Тот зло фыркнул, и сласть покатилась по полу. Хотел что-то обидное сказать, но сил не осталось. Все забрала беспокойная ночь. Безрод повернулся и молча вышел.

В один из дней, когда окончился утренний приступ, но еще не начался вечерний, в дружинную избу вошли Перегуж, Щелк и Моряй. Войдя, все трое бросили острый взгляд в угол Безрода, и старый воевода, найдя глаза Сивого, кивнул, приглашая выйти.

– Что за нужда?

– Как всегда, весел и приветлив, – усмехнулся Щелк. – Дело есть к тебе.

– Думу думаем, друг сердешный, – тепло улыбнулся Перегуж. – Уже все передумали, а загадка не дается. Того и гляди, голова треснет.

– Три головы, – уточнил Моряй.

– А я при чем? – усмехнулся Безрод.

– А при том! Чернолесская застава… Скалистый остров… туманное утро… – медленно начал Перегуж, кося на Сивого – дрогнет или нет?

– Ну, застава, ну, остров, – буркнул Безрод и замолчал, ожидая продолжения.

– Мы нашли тела, много тел. Пятьдесят два воя, – Перегуж начал загибать пальцы. – Девять баб и трое отроков.

– Ну, нашли, если их порубили.

– Тьфу, что за человек! Я ему про близких, а он и ухом не ведет! Пятьдесят третий – ты!

Сивый молча кивнул.

– А последний? Пятьдесят четвертый?

Безрод усмехнулся.

– Болтуна унесли оттниры.

– Зачем?

– Приняли за своего и унесли на ладью вместе с остальными ранеными.

– Не признали в нем заставного?

– Болтун сдернул с кого-то из оттниров доспех и нацепил на себя. Полуночников было очень много, не все знали друг друга в лицо.

– Даже думать не хочу, что с ним сталось!

– А ничего, – усмехнулся Сивый. – Его не зря Болтуном прозвали.

– Думаешь, отболтался? – изумился Моряй.

– Ему бы до берега дотянуть, а там ищи-свищи.

– Значит, увидели своего на земле и унесли на ладью?

– Это последнее, что я запомнил, перед тем как спрыгнуть со стены. Подмигнул мне, словно прощался.

– А потом девятнадцать оттниров навсегда успокоились в Черном лесу, – как бы между прочим бросил Щелк.

Безрод не ответил, лишь мрачно ухмыльнулся и ушел в дружинную избу, плотно притворив за собой дверь.

– Вот и выяснили. – Перегуж задумчиво почесал затылок.

– Не понимаю, на что надеялся Брюнсдюр… – Моряй состроил хитрую рожицу и пожал плечами.

– На что надеялся Брюнсдюр, не знаю, а вот на что надеяться нам, я, кажется, начинаю понимать, – загадочно обронил Щелк.

– Ну, чего хотел?

В княжьих палатах сидели Отвада, воеводы, бояре, вои постарше да поопытней. Сивый каждого оглядел, ухмыльнулся и глухо бросил:

– Думаю, не выстоим на стенах. Сомнут.

– Вроде сед, а ума нет! Сами знаем! – Рявкнул Смекал. – Для того собирал?

– И до голода не дойдет. Раньше побьют, – упрямо продолжал Сивый, не обращая внимания на гневные выкрики. – Самим бить нужно.

– А как? – мрачно буркнул Долгач. – Нас меньше. Один-втрое, в лучшем раскладе один-вдвое.

– Знаю как.

Все уставились на Безрода. Знает? Этот?

– Все едино помирать. Выйти надо.

– Порубят!

– Смотря, как выйдем. Тайком сойдем. Леса наши, а полуночник чужак. Затерзаем. Ночью полоснем, ровно волк, и в чащу, полоснем – и в чащу.

Отвада прищурился, глаза вспыхнули. Безрод ухмыльнулся. Не понять, верят или нет?

– Как спуститься? Станем ворота открывать – мигом заметят! Да и мосток по бревнышку разнесли! Нет больше мостка!

– У гончарного конца стена стоит прямо на скале, а под скалой Озорница бьется. Спуститься по веревке, да прямиком в воду.

– Ишь ты, спуститься! Берега-то вражьи! Станешь выходить из воды – стрелами утыкают, ровно ежа! Думай, паря, что несешь! Слово не птица, вылетело – не поймаешь!

И будто гром грянул среди ясного неба.

– А не надо выходить на берег.

Перегуж хмыкнул, свел брови на переносице. Остальные так удивились, что перестали быть на себя похожи.