Марина Дяченко - Варан

Налетел ветер. Дождь и вправду приближался не из робких.

— Проходите, дедушка, — женщина открыла перед Вараном дверь. — Не богато… Но каша скоро поспеет, горячая. Муж вот в лес ушел с утра… Жду вот. Вот…

Варан остановился среди комнаты. В ушах у него нарастал странный тонкий звук — как будто комариный писк, как будто далекий звон. Тяжело стучало сердце; он разглядывал печную дверцу — старую, аккуратно вычищенную. Кирпичи «лесенкой» — чтобы радовали глаз…

— Садитесь, дедушка, — молодая хозяйка пододвинула табурет. — Я сейчас… огонь ведь надо в печке развести, так заведено…

Варан смотрел, как она суетится. Как снимает с огня чугунок с пыхтящей кашей.

— Померла свекровь твоя? — спросил неожиданно хриплым старческим голосом.

— Да, — женщина вздохнула. — Добрая была… как жила, так и померла — легко… красиво.

— Померла — красиво?!

— Ну, — женщина покраснела, светлая кожа не давала румянцу ни малейшей надежды на укрытие, — она…

Варан смотрел, как движутся ее губы. Эта, светлая и тонкая, совсем не походила на прежнюю хозяйку — черноволосую, черноглазую, полную.

Наверное, хорошо, что он не застал ее. Что он не увидел ее старухой.

«Эта печка. Ты оставил в ней часть себя. Я буду разводить огонь…»

Она давно забыла свои слова, у нее взрослые внуки… Ей не пришлось делать вид, что помнит его, ему не пришлось скрывать, как он одинок. Он только однажды держал ее за запястье… Он не вспомнил ее ни разу за много лет. Зачем он пришел сюда — сейчас, когда он по-настоящему стар, когда идти больше некуда?

«— Ты обожжешься! — Я уже обожглась. Там, где не ждала… Эта печка…»

Варан вздрогнул.

— Эта печка! — громко говорила молодая хозяйка. — Вы видите эту печку?

Варан кивнул, не понимая, о чем она.

— Ее сложил один человек… Давно. Он бродяга… в доме, где он разведет огонь в очаге — будет счастье. Всегда. Мир, счастье… Понимаете?

Она говорила, а руки ее гасили огонь, подкладывали новые щепки, искали на полке огниво:

— Вот… оттуда же и традиция…

Варан взял огниво, не вспомнив, что в кармане лежит верная «искра». Стукнул раз, другой; щепки наконец-то занялись.

Снаружи налетел дождь. Ударил по крыше. Женщина метнулась к окну:

— Где же он… Промокнет… Лес этот еще, он грозы боится, вы знаете… то есть лес боится, а не муж… Ну где же он?!

— В этом доме… мир и счастье? — спросил Варан.

— Ну да! Свекровь моя с мужем прожили душа в душу — а в молодости, говорят, ругались. А свекор когда женился — сразу у них наладилось. Муж мой вот здесь же родился — золота не надо, когда такой муж… Где же… А!

Она кинулась от окна к двери.

— Идет… Слава Императору…

Варан содрогнулся.

Распахнулась дверь. С порывом ветра и запахом дождя вошел мокрый, веселый темноволосый мужчина лет двадцати.

— Сойка!

Подхватил жену и поднял, едва не ударив о потолок. Поцеловал, не давая сказать и слова. Встряхнулся; капли воды с его одежды взлетели и принялись испаряться, подниматься туманом и таять в воздухе, его куртка высыхала, высыхала на глазах, высыхали и волосы, поднимались дыбом, между волосинками проскакивали маленькие молнии…

— Михась! — крикнула женщина со слезами в голосе. Проследив за ее взглядом, мужчина медленно обернулся и увидел гостя.

— Ой, — он улыбнулся такой знакомой улыбкой, что у Варана мороз продрал по коже. — Ну, что ж… Главное, вы бате не говорите. А то у него прямо заклинило, он…

— Это куртка такая, — быстро сказала женщина, загораживая мужа собой. — Не промокает. Обычное дело, из кожи тритона…

Муж покосился на нее с недоумением. Прыснул:

— Ух ты… Секретчики… Ну ладно. Куртка из кожи тритона…

Женщина смотрела на Варана с таким ужасом, что ему стало жаль ее.

— Я никому не скажу, — прошептал Варан.

Женщина не верила. Мужчина улыбался, будто извиняясь.

Варан прокашлялся.

— Я никому, — голоса все равно не было, хоть шипи. — Не скажу… Клянусь… — он запнулся. — Клянусь… Императором.

Мужчина обнял жену. Вытер готовые пролиться слезы:

— Перестань. Когда Императором клянутся — нарушить не моги…

Стянул сухую уже куртку. Бросил на сундук. Уселся, вытянув длинные ноги в новеньких чистых сапогах:

— Все из-за печки. Вы знаете? Ее сложил тот самый человек. Бродяга. Где он сложит печь — обязательно родится маг, как ни вертись… А по мне — так вовсе не плохо! — он сложил ладони «лодочками», одну к другой.

Женщина умоляюще повисла на нем:

— Не надо… Не сейчас…