Марина Дяченко - Варан

Стены и сводчатый потолок покрыты были тончайшей мозаикой. Осколки перламутровых раковин — белые, синие, серые, розовые — складывались в подробные землеграфические карты разных масштабов. Луч света пробивался сквозь узкое окошко, и на подоконнике стояла стеклянная призма — вершиной вниз, на острие. Варан присмотрелся — призма медленно поворачивалась, ловя и преломляя луч, посылая его на карту; луч медленно двигался от Осьего Носа к столице, на секунду замер на точке, обозначающей потухший вулкан, пополз западнее, дрогнул, изменил направление, двинулся в сторону Лесного удела.

Осколки перламутра казались живыми. Весь мир мерцал и переливался, раньше Варан полжизни бы отдал, чтобы увидеть такую карту… Раньше.

Его легко подтолкнули в спину, и только тогда он вспомнил, где находится и зачем его сюда привели. Вслед за стражником он двинулся дальше по коридору, и карты были везде — карты округов и провинций, городов, бассейнов рек, горных хребтов, степи и островов. Варан шел, спотыкаясь в змеиной шерсти, оглядываясь и улыбаясь, как безумный.

На повороте коридора стоял мужчина средних лет. Его длинные волосы касались плеч, серебристая хламида мага складками сбегала от шеи к ступням. Стражник, приведший Варана, низко поклонился и получил в ответ легкий презрительный кивок.

Маг смотрел на Варана — прямо, бестрепетно. Под этим взглядом люди обычно терялись, менялись в лице, скорее прятали глаза; Варан смотрел в ответ, и маг не смог скрыть удивления.

Варан приподнял уголки рта — ему было приятно одержать маленькую победу. Пусть даже очень маленькую и, скорее всего, последнюю.

Ему недолго пришлось торжествовать.

— Император ждет тебя, бродяга, — сказал маг будто в отместку.

И остался доволен произведенным впечатлением: Варан сразу перестал улыбаться. Зашатались покрытые мозаикой стены, поменялись правила игры, а к этим, новым, Варан не успел подготовиться…

Подставка сделался Императором? Невозможно.

Еще ни о чем не думая, он шагнул в повернувшиеся вертушкой двери. Зал, в котором он очутился, был так велик, что стены и потолок терялись в темноте. Низкий стол в форме полумесяца был освещен круглым солнечным лучом. Другой луч, поменьше, падал на поверхность маленького бассейна. Поверхность дрожала, столбики пара поднимались над водой и таяли, переливаясь зеленовато-бирюзовым зыбким светом. На краю бассейна спиной к Варану сидел человек. Не перебирал бумаги, как обычно Подставка, не делал вид, что поглощен государственными делами — сидел неподвижно, глядя на воду и на туман.

Варан присмотрелся. У человека были длинные спутанные волосы — почти полностью седые.

— Ваше… — начал Варан и понял, что говорит беззвучно. Запнулся. Замолчал.

— Проходи, — сказал человек, не оборачиваясь. У него был хриплый сорванный голос — как у старого полководца, не раз и не два за свою жизнь проревевшего «В атаку!».

Варан медленно, шаг за шагом подошел. Контраст между ярким солнцем в середине зала и темнотой в его углах производил странное впечатление — казалось, отовсюду смотрят тысячи глаз.

— Шуу… Это на самом деле ты, — сказал человек, — Я не верю собственным ноздрям…

— Ну конечно, это я, — сказал Варан, внезапно обретая голос и спокойствие. — А вот вы, Ваша Незыблемость… неужели вы теперь — Ваше Величие?

Человек на краю бассейна обернулся. Это был не Подставка; вместо вывернутых всевидящих ноздрей Варан увидел прямой, довольно длинный нос на бледном немолодом лице.

Глаза под складками набрякших век — тусклые, серые. Белые губы — изогнутые в ухмылке. На голове, полускрытый седыми волосами, — тонкий золотой обруч.

Варан запоздало поклонился. Выпрямился, встретился с Императором глазами. Тот смотрел, будто чего-то ожидая.

— Ваше Величие, — сказал Варан, с трудом подбирая слова. — Я… принял вас за другого.

Одних этих слов, сказанных в лицо Императору, было достаточно, чтобы отправить добропорядочного горожанина — или даже чиновника высокого ранга — на эшафот. Но Император не выказал гнева; ухмылка его стала шире.

Варан замолчал. Его привели сюда, как пленника; его удостоили немыслимой для простого смертного чести. От него чего-то ждут, а он не может понять, в чем состоят ожидания.

Он решил молчать и слушать. И, закрепляя свою решимость, поклонился снова.

Император не сводил с него глаз. Это был один из тех взглядов, в которые можно смотреть долго, как в огонь или в прибой. И Варан смотрел бы, если бы не растущий страх — непривычный, вяжущий. Впрочем, в столице все всегда знали, что предстать перед Императором — страшно…