Макс Фрай - Ключ из жёлтого металла

Живые скульптуры наконец расселись, а мне принесли меню. Недолго думая я заказал джин-тоник — идеальное решение, если собираешься добросовестно пить весь вечер и остаться трезвым. Любой другой напиток выводит меня из строя довольно быстро, и только живительная горечь тоника творит чудеса.

У ребят, как я понимаю, такой задачи не было, поэтому они выбирали выпивку долго, с надлежащим тщанием и полной самоотдачей, адресовали друг другу вопросительные взгляды и давали советы, тыча в меню, что-то подсчитывали на пальцах и никак не могли окончательно определиться. Видимо, денег у них было в обрез, зато желаний — в избытке. Я сам когда-то регулярно оказывался в таком положении и теперь искренне им сочувствовал. С удовольствием угостил бы всю компанию, да повода не было, а вот так на ровном месте навязываться незнакомым людям я ни за что не стану.

— Не пей вина, Гертруда! — вдруг громко сказала Утопленница зависшему над меню Королеве.

Я сперва рассмеялся от неожиданности и только потом удивился: Утопленница процитировала Шекспира по-русски, и вся компания, судя по одобрительным ухмылкам, прекрасно ее поняла.

Ряженые тем временем дружно уставились на меня. Видимо, я заржал несколько громче, чем следовало. Поскольку я сидел в полном одиночестве, догадаться о причине моего веселья было, прямо скажем, нетрудно. Утопленница и Рыцарь одарили меня приветливыми улыбками, Коломбина скользнула оценивающим взором и поспешно отвернулась, Король уставился с откровенным любопытством, а Дикарка глядел мрачно и, я бы сказал, обреченно, словно заранее приготовился к неприятностям, источником которых я могу оказаться. Только Королева остался равнодушен к моей персоне: он медитировал над меню. Все бы так.

— Вы совсем не похожи на русского туриста, — наконец сказала Утопленница.

Это прозвучало как комплимент; строго говоря, это и было комплиментом. «Русский турист», вернее, стереотипное представление о нем, — то еще пугало. Отмалчиваться было бы невежливо.

— Это потому, что я не русский турист, — объяснил я. — То есть условно русский, но не турист. По делу приехал. — И, не удержавшись, добавил: — Вы меня тоже удивили. Думал, живыми скульптурами только местные жители работают.

— Всякое бывает, — пожала плечами Утопленница. — Но мы, в общем, и есть местные. Условно местные.

Она явно дразнилась.

Я вежливо кивнул, придал лицу неопределенное, умеренно одобрительное выражение, примерно соответствующее реплике: «Эвона как», и стал лихорадочно соображать, как бы этак элегантно свернуть беседу, сохранив за собой право остаться молчаливым, никого не обременяющим своим присутствием наблюдателем. Задача, что и говорить, почти непосильная.

— Если вы никого не ждете и располагаете временем, присоединяйтесь к нам, — неожиданно предложил Рыцарь. Он говорил по-русски с очень сильным акцентом, но свободно и так бегло, что слова норовили смешаться в кашу, я едва разобрал.

В его устах это неожиданное предложение прозвучало настолько естественно и убедительно, что сразу же показалось мне единственным разумным выходом из ситуации. Если уж неназойливым наблюдателем мне не быть, почему бы не присоединиться к этой причудливой компании, действительно.

— Тогда с меня причитается, — объявил я, придвигая к соединенным столам еще один стул. — Бутылка коньяка — это хороший вступительный взнос?

Только теперь Королева соизволил оторваться от меню. Он уставился на меня с неподдельным обожанием.

— Это было бы круто, — сказал он прекрасно поставленным басом.

Дикарка пробормотал что-то неразборчивое. Он говорил по-чешски, но суть я уловил: дескать, собирались же пить пиво, какой такой коньяк. Но младшие товарищи быстро его переубедили, особенно усердствовала королевская чета, оказавшаяся при ближайшем рассмотрении братьями-близнецами. Родом они, как сообщил Король, были из Саратова, а сейчас учились в Пражской киношколе вместе с москвичкой-Утопленницей и Рыцарем, который приехал сюда аж из Копенгагена — то-то я его произношение едва разбирал. Аборигенами в этой компании были только Коломбина, уже благополучно завершившая обучение на кафедре анимации все в той же FAMU, [4] FAMU, Filmová a televizní fakulta akademie múzických umĕní v Praze, — Пражская киношкола, подразделение Академии изящных искусств в Праге, основана в 1946–1947 годах. но пока безработная, и угрюмый Дикарка, который не стал ничего о себе сообщать. Я, впрочем, и не выспрашивал.