Маргит Сандему - Зубы дракона

Так ему казалось, во всяком случае. Он ведь не мог определить это сам.

Но сейчас он был в опасности. Его нехитрые манипуляции могли быть разоблачены. Как же он опрометчиво поступил, поведя себя так в истории с женой учителя!

И теперь еще его глаза!

Юхан Габриэль обнаружил то, что не увидел никто до него — за исключением, возможно, только Ульвхедина. То, что в них были желтые пятнышки.

А всегда ли они были там? Или появились недавно? Может быть, их стало больше? И однажды они заполнят всю радужную оболочку?

Сёльве это было неизвестно. Но опасность явно существовала. Он стал слишком много играть с огнем, надо бы на некоторое время затихнуть.

В каком-то смысле он нес ответственность перед Юханом Габриэлем. Если бы Сёльве разоблачили в его маленьких полукриминальных поступках, это ударило бы по его другу. А Юхан Габриэль этого не заслужил. Он ведь был необычайно приятным и добрым человеком, вызывавшем в Сёльве самые лучшие чувства, пусть даже и с примесью присущего ему эгоизма.

По мере того как семестр подходил к концу, Сёльве все отчетливей понимал, что его положение в университетской деревне становится невыносимым. Учитель истории только и искал возможность отомстить ему, а он сам не решался, да и не хотел нанести ответный удар.

И как только Юхан Габриэль закончил учебу в Упсале и переехал в Стокгольм для работы в канцелярии, Сёльве сразу же бросил занятия и вернулся домой. Экзамены он сдал только частично, хотя и пообещал отцу в дальнейшем возобновить учебу. Но сейчас, заверял Сёльве, он и слышать не хочет об Упсале, ему больше всего хочется побыть дома, помогая в делах родной усадьбы.

Он получил письмо от Юхана Габриэля, который писал о том, как ему не нравится жить в большом городе и работать в канцелярии. К тому же он испытывал нужду в деньгах и не мог позволить себе никаких развлечений. Его страшно тянуло домой, в Шенэс. То и дело он влюблялся, но только на расстоянии; он все еще чувствовал себя несчастным после любви к своей прекрасной девушке, этот добрый Юхан Габриэль. И он ужасно ненавидел город.

Ситуация была невыносимой для обоих друзей. Сёльве тоже был несчастлив, беспокойство его мыслей все усиливалась, да и вновь свалившаяся ему на шею Стина не добавляла радости. Он-то надеялся, что она вышла замуж и остепенилась, но не тут-то было. Она снова хотела заполучить молодого господина и начинала становиться опасной для него. Сёльве уже боялся, что что-нибудь натворит с ней. У него руки чесались заставить ее замолкнуть навсегда.

Это желание безмерно пугало его. До сих пор проклятие Людей Льда в нем творило, в общем-то, невинные вещи, но теперь он вступал на другую, более зыбкую почву.

Самое плохое заключалось в том, что стали происходить изменения в его понимании собственной ответственности. Законы общества уже не казались ему чем-то обязательным. Его все больше охватывало желание поступать с судьбами других людей по своему разумению. Он был всемогущим! Он был одним из проклятых рода Людей Льда! Он стоял выше бренной жизни человечества!

Собственно говоря, он мог рассуждать иначе: «Я стою гораздо ниже всего человеческого». Но так проклятые из рода Людей Льда не думали никогда.

Его заботило другое. Его сестра Ингела — они друг друга все время подразнивали — насмешливо заметила, что глаза у него стали острыми.

— Острыми? — озабоченно переспросил он.

— Ну да, они стали светлее, — сказала она. — Они засияли.

Она сказала это без всякой задней мысли, наверняка не увязав его изменившиеся глаза с рассказами о Людях Льда. Но Сёльве испугался.

Он быстро заметил, что работа в саду тоже не доставляла ему удовольствия. А Ингелы никогда не было дома, она начала заглядываться на молодых парней по соседству и все время пускалась с подружкой в путь по важным и не таким уж важным поручениям отца и матери. Так поступали девушки во все времена. Сёльве, который насквозь видел Ингелу, находил особое удовольствие в постоянных насмешках над ней по этому поводу.

В то время произошли два события, решившие проблему домашнего заточения.

Вернулся домой Юхан Габриэль и тут же сделал Сёльве одно соблазнительное предложение. А отец получил письмо от бабушки Ингрид из Гростенсхольма.

— Ну-ка, пусть дети послушают, — сказал Даниэль и позвал обоих многообещающих отпрысков в гостиную. Туда пришла и мать. Ее характер не был таким ярким, как у других членов семейства. Она просто была там. Как предмет утвари, который всем нравится, но которого хватаются только тогда, когда он исчезает, да и то недолго расстраиваются.