Виктория Иванова - Тяжело быть младшим…

— А для темных… — задумчиво протянул я. — Понимаешь, светлый, сумасшедший Властелин хочет только одного — убивать. И неважно кого…

Я отвернулся и опустил глаза. Да, ему все равно. Однажды, еще на заре становления империи, один из сыновей Нагрина Завоевателя не удержался и обернулся раньше времени. Не знаю, кому и чего он хотел доказать, но после этого Нагрину пришлось разворачивать всю армию и воевать с ним. Завоеватель тогда потерял почти половину всех своих людей, пока добрался до сумасшедшего отпрыска. И северные провинции еще лет пять были безлюдны. Тогда погибла и жена Нагрина. Она находилась недалеко от своего сына, когда тот обернулся…

— В нашей семье однажды так было, — тихо сказал я в пустоту. — Поэтому я перепугался насмерть, узнав, что обернулся.

Воин не стал ничего говорить. Он просто положил руку мне на плечо и чуть-чуть сжал..

— А где же мы находимся, и где остальные? — решил прервать неприятный разговор я.

— Где находимся? — Воин задумчиво поглядел на потолок, словно там был написан ответ. — В Южном Харноре находимся. В рабских бараках уважаемого Махруда.

— Где? — аж поперхнулся воздухом я. Не думал, что повторю судьбу дедушки.

— В рабстве, — коротко ответил Вангар. — А остальные… Тайма, Амата и Аэлин — в женском бараке, Торм и Шамит — в бараке для нелюдей. А вот мы — здесь.

— А почему тогда я здесь? — удивился я.

— Да маг нашего «уважаемого» хозяина сказал, что ты — человек, — ехидно ответил светлый. — С некоторыми магическими способностями, но — человек.

— Вот идиот, — протянул я. — Хотя… мы должны за это сказать ему «спасибо».

— Угу, раз пять, — согласно кивнул предводитель.

— И… сколько мы здесь? — Боль постепенно уходила, хотя слабость еще была. А вот есть хотелось просто немилосердно!

— Именно здесь — три дня. И четыре плыли на корабле.

Лекк хар'рам ос'ирит! Это что, я семь дней провалялся без памяти? Теперь понятно, отчего живот так подводит.

Наш разговор прервал скрип открывающейся двери. В темное помещение ворвался сноп ослепительного света, заставив прищуриться всех обитателей немаленького строения.

— Эй, мясо! На выход! — проорали снаружи.

Собственность «уважаемого Махруда» зашевелилась и осторожно, по одному, стала выходить в распахнутые двери, жмурясь на яркое яростное солнце. Мы с Вангаром также встали и направились на выход. Меня уже не шатало, и шел я довольно уверенно.

— Ты смотри, этот дохляк оклемался! — удивленно донеслось слева. Я обернулся и увидел пятерых воинов с бичами, презрительно разглядывавших толпящихся во дворе людей.

В данный момент их взгляды скрестились на мне.

— Эй, жирдяй! — разнесся над огороженным высоким каменным забором двором голос воина, носящего на левой стороне груди бронзовую бляху. — Подкорми этого дохляка, чтобы он хоть до базара дошел.

Из-за спин толпы выбрался бритый наголо южанин необъятных размеров. Глядя на меня мутным взглядом и пережевывая какую-то дрянь, он ухватил меня за плечо и поволок в угол двора, где возвышался котел поистине героических размеров. Я оглянулся на светлого, но тот уверенно держался за мной. Еще чего не хватало — потерять друг друга.

Возле котла мне выдали большую деревянную миску, в которую жирдяй медным половником плюхнул порцию чего-то… жирного, комками, неопределенного серо-бурого цвета. Я подозрительно оглядел предложенное варево, за что получил половником по голове.

— Жри, мясо, нечего разглядывать!

Я в ярости глянул на толстяка, отчего тот едва не проглотил свою жвачку. Пришлось срочно уткнуться взглядом в землю.

Надо признать, на вкус это… месиво оказалось не столь противным, как на вид. Да и желудок настоятельно требовал своего. Поэтому я умял всю порцию, пока остальных заковывали попарно в кандалы.

— Эй, ты! — гаркнули на меня. — Быстрее жри давай!

Нет, не буду ничего говорить ни отцу, ни Тери с Гилом. Сам все здесь разнесу по камешку. Медленно. До основания!

В результате моего незапланированного обеда наша пара с Вангаром оказалась почти в самом хвосте. Еще раз пройдясь вдоль ряда закованных людей, начальник охраны (тот самый тип с бляхой) рявкнул:

— Тронулись!

Над строем засвистели бичи, и колонна, глухо ропща, тронулась по направлению к тяжелым, даже на вид, деревянным воротам.

При нашем приближении толстые, створки медленно и с натугой раскрылись, выпуская нас. Вдоль строя пронеслась пара конников, поднимая пыль. И без того задыхающийся на немилосердной жаре народ стал кашлять и тереть слезящиеся глаза.