Андрей Стерхов - Атака неудачника

— А-а-а, дракон! Явился, не запылился. Ну-ну.

Лицо его стало живее, жесты энергичнее, взгляд жёстче и ещё что-то случилось с голосом. Он стал хрипловатым, как у хронически простуженного человека, а помимо того из него ушла патриархальная ласковость, зато появилась резкость и наступательная деловитость.

Без особого труда сообразив, что здесь к чему и в чём подвох, я тем не менее, решил утвердиться в своих предположениях и, с непринужденностью, которая далась мне ох как нелегко, закинув ногу на ногу, поинтересовался:

— Уважаемый, а, собственно, кто ты такой?

— Я? — Он вскинул белёсые брови домиком и ткнул себя в грудь. — Ты спрашиваешь, кто я такой?

И тотчас расхохотался. И так сильно расхохотался, что даже слёзы выступили у него на глазах. А когда истерика прекратилась, он скинул с себя балахон (под ним оказался бежевый свитер да такого же цвета, но на два тона темнее, стильный вельветовый костюм) и сказал:

— Я, дракон, тот, кто тебе нужен. Я Поль Калишер. Величайший романтик всех времён и народов.

Отрекомендовавшись столь вычурно, он лёгким, пружинистым шагом подошёл к письменному столу и перевернул стоящие на нём песочные часы. Потом, разогревая мышцы, побоксировал воздух, сделал несколько наклонов влево и несколько вправо и направился к десертному столику, на котором стояли какие-то напитки в изящных графинах и ваза с фруктами. Он долго выбирал, что из неё взять, выбрал апельсин, вонзил в него ногти и, не глядя на меня, спросил:

— Принёс?

— О чём ты? — уточнил я, с напряжением наблюдая, как летят на ковёр, куски оранжевой кожуры.

— Давай, дракон, не будем понапрасну воду в ступе толочь, — предложил Неудачник. После чего посмотрел на меня снисходительно, подмигнул развязно, забросил в рот несколько сдвоенных долек, прожевал их и, выплюнув косточки себе под ноги, повторил вопрос: — Так ты принёс?

— Нет, не принёс, — сказал я и откинулся на спинку кресла.

— А чего тогда пришёл?

— Звали, вот и пришёл.

Метко запустив недоеденный апельсин в окно, Поль подскочил ко мне, навис и прорычал:

— Ты что, дракон, думаешь, я шутки здесь с тобой шучу? Ты, вообще, знаешь, кто я такой? Да я тебя…

— Не сверкай глазами, дядя, — прервал я его грубый наезд и преспокойно стряхнул несуществующую пыль с левой брючины.

Неудачник отстранился, поглядел на меня изумлённо и, моментально сбросив накал, хмыкнул:

— Да ты дракон, смотрю, смелый у нас.

— На том и стоим.

— Нет, дракон, ты не стоишь. Ты плаваешь. В дерьме ты, дракон, плаваешь.

После этих слов он тщательно вытер руки о полы пиджака и вытащил из кармана артефакт, напоминающий китайский резной шар. Подобную штуку я видел однажды у колдуна Лао Шаня. Преждерождённый утверждал, что на изготовление этой безделицы, которая содержит в себе пятьдесят шесть вложенных друг в друга сфер, древний мастер У Чхао потратил всю свою долгую жизнь. В артефакте Неудачника сфер было гораздо меньше, и был он вырезан не из слоновой кости, а из горного хрусталя. А помимо этих отличий имелось в нём и ещё одно. Более существенное. В его центре не зияла пустота. Там, в хрустальной глубине, пульсировало нечто прозрачно-розовое, и в этом розовом извивался отвратительного вида червяк.

— Видишь? — сунул Неудачник артефакт мне под нос.

— Вижу, — ответил я, отстраняясь. — Твой червяк жрёт невинную душу. Червяк этот — сволочь. И ты, Неудачник, тоже сволочь.

— Не груби, я всё-таки великий.

— Извини. Ты не сволочь, ты великая сволочь.

Как ни хотел я, но вывести Неудачника из себя у меня не получилось.

— Грубость твою, — сказал он спокойно, — отписываю я, дракон, исключительно на незнание мотивов моих поступков. И не обижаюсь ничуть. Быть объектом презрения — удел всякого деятельного мечтателя.

— Это ты-то мечтатель?

— Представь себе, — сказал он, повертел артефакт в руке словно ёлочную игрушку и даже подкинул его несколько раз в воздух.

Не сводя глаз с этого, на вид исключительно хрупкого, предмета, я спросил:

— И о чём же таком ты, Неудачник, мечтаешь?

— О чём? О, я тебе сейчас скажу о чём. — Он ещё раз подкинул шар, теперь выше, под самый потолок и, пока шар летел, быстро-быстро произнёс: — О том мечтаю, чтобы порушить жалкое единство мирового многообразия и выстроить на его месте мощную систему многообразного единства. — Поймал шар у самого пола, развёл руками — вуаля, и спросил: — Слышал о такой?

— Нет, не слышал, — переведя дух, сказал я. — И слышать не хочу.