Анастасия Парфенова: Сестра моего брата

Глаза не видят человеческих красок, но разве доступны людям те цвета, что можно найти здесь? Темный, окутанный ночью пожар осенних кленов. В листьях деревьев живет огненная стихия, в непостижимой гармонии с силой земли, наполняющей ветви и корни. Пламя над водами: золото, багрянец, медовая, солнечная тягучесть янтаря.

Зов подгоняет, заставляя свернуть и, сложив крылья, устремиться к почтительно расступающимся стволам. Закладываю круг, постепенно снижаясь. Прогалина - точно зал, сплетенный из поцелованных пожаром ветвей.

Уоу-х. Похоже, я опоздала.

Опять.

Звезды и листья обнялись в танце, оседая на медяных травах, на гривах коней, на плащах всадников. Тревожные всплески музыки и похожий на переливы арфы смех. Хищное предвкушение в воздухе. Мое сердце болезненно замирает, затем несется вскачь.

Скакуны, чьи серебряные копыта нервно переступают по колдовским травам, прекрасны. Сотканное из света и тени сочетание хрупкого изящества арабской Породы с силой и мощью першеронов. Гривы молочного тумана, глаза, в которых мерцают звезды, - это не кони, это платоновские идеи, воплощающие самое прекрасное в лошади.

Псы, ластящиеся к ногам хозяев, несут отголосок стремительности, даже застыв в ожидании. Серебряный полумесяц мерцает на их лбах как знак чистоты породы, умные глаза впитали в себя лунный свет. Нет дичи, что скрыла бы свои следы от гончей теней. Нет добычи, что смогла бы противостоять слаженной атаке такой стаи.

Хищные птицы восседают на руках царственных всадников. Всадников… Есть ли слова, чтобы описать этих существ? Линии их тонких лиц и узких плеч, варварскую пышность их одеяний и утонченную сдержанность драгоценных камней? Сила течет сквозь дивные тела, наполняя их магией, как воздух наполняет флейту музыкой. Глаза сияют внутренним волшебством, чем-то еще, более неуловимым, и чуждым, и прекрасным.

Прежде всего -прекрасным. По спирали огибая звенящих музыкой и чарами высоких фейри, я как никогда четко понимаю, что нигде больше я не увижу ничего чудеснее Королевской Охоты. Первобытная сила ритмично бьется в воздухе, подобно древнему сердцу, подобно смене сезонов, подобно зарождению миров.

Знаю, что нет в моей жизни действа, настолько исполненного смыслом, и сотворением, и памятью.

И больше всего на свете я хочу оказаться как можно дальше от этого чуда.

Силы могут вернуться к истокам мира, и я ничуть не буду против. Предназначение пусть предсказывает судьбу самому себе, если уж больше нечем заняться. А серая неясыть по имени Дарья хочет домой. К пледу, к книжкам и другу-компьютеру. К брату, который не смотрел бы на нее, точно на липкую, дурно пахнущую субстанцию, непонятно как оказавшуюся под его ботинком.

Жаль, что мое мнение на этот счет никого не интересует.

Дама Аламандин изящно поднимает затянутую в охотничью перчатку руку, и я приземляюсь на ее запястье, несколько раз бью крыльями, чтобы удержать равновесие. Зов вспыхивает последней вспышкой боли и исчезает, растворяясь в глубинах моего тела. До следующего раза.

- Ты опоздала, - серебристым голосом говорит хозяйка, легко касаясь перьев на моей спине. - Опять.

Я разворачиваю голову так, как это умеют только совы - почти на сто восемьдесят градусов. Она в последний момент успевает отдернуть пальцы, и мой клюв щелкает вхолостую. Послушной и воспитанной зверушкой я не была никогда.

Аламандин смеется, запрокидывая увенчанную тяжелой прической голову, и в воздухе раскаленным золотом растекается ее искреннее веселье. Волосы моей хозяйки темны, а кожа столь светла, что кажется почти прозрачной. Тонкие жилки вен чуть ли не сияют пульсирующей в них магией, создавая вокруг нее ореол обманчивой хрупкости. Раскосые глаза ее цвета камня, который дал ей внешнее имя, но из драгоценностей моя госпожа предпочитает прозрачные, исполненные внутреннего света слезинки, бриллиантов.

Хозяйка моя не принадлежит к высшей знати: единственный титул Аламандин - рыцарство, пожалованное ей в последней крупной войне. Не знаю, за что именно: это было за несколько столетий до моего рождения, а вопросами я себя не особенно утруждаю. Честно говоря, мне просто страшно их задавать. Сила дамы Аламандин сосредоточена в основном вокруг трав и растений, хотя она так же изумительно умеет работать с кристаллами. При дворе моя госпожа считается негласным специалистом по зельям и наркотикам, изменяющим сознание и пленяющим разум иллюзиями. Не хочу

думать, как именно ее умения можно превратить в оружие массового уничтожения. И того, что мелькало в интригах и дуэлях двора, более чем достаточно. Если бы высокую даму не забавляли мои попытки бунтовать, она давно бы могла убедить меня в чем угодно и добиться сколь угодно рабской покорности. Однако же метанья глупого птенца почему-то развлекают госпожу, а фейри мало что ценят превыше возможности развеять скуку. И мне предоставлена иллюзия свободы.