Юлия Латынина - Инсайдер

– Да, – глухо сказал Шаваш. – Наше время оборвалось. И пусти мне руку, а то ты ее опять сломаешь.

Киссур, усмехаясь, выпустил руку чиновника, повернулся к полке и взял оттуда часики-луковицу с хрустальной крышкой вместо стекла. На лице Шаваша мелькнуло беспокойство: Шаваш любил эту луковицу больше, чем любую из наложниц, и Киссур это знал. Киссур сжал луковицу в кулаке и помахал ею перед носом Шаваша. Кулак у Киссура был размером с маленькую дыню, и луковица исчезла в нем совершенно.

– Та к что, – спросил Киссур, – какие еще есть способы? Сколько твоих месячных жалований стоила эта луковица?

Шаваш вдруг выгнулся, как кошка, у которой забирают котят.

– А ну положи на место, – зашипел он.

И неизвестно, что бы ответил Киссур, но в этот миг у входа в зал стукнула медная тарелочка, и вошедший слуга объявил:

– Господин Бемиш умоляет извинить его за опоздание.

– Проси, – отчаянно вскрикнул Шаваш.

Киссур, дернув ртом, положил луковицу на место и на несколько мгновений задержался, разглядывая знаки в руках бога вечности, изогнувшегося вокруг циферблата.

Странное дело! В свое время моду на часы ввела эта сволочь, министр Нан, который оказался потом вдобавок варваром со звезд, – и вместе с модой на часы он притащил идею одинакового хода времени. Идею эту империя, по сути, не принимала до сих пор, упорно разделяя светлую часть суток на двенадцать часов, а ночь, – время, в которое полагается спать и беседовать с богами, упорно именуя страшным Часом Бужвы, и только из суеверия иногда подразделяя этот тринадцатый час на две половинки: Белого Бужвы и Черного Бужвы.

Киссур терпеть не мог этой моды, – как это, чтоб стрелка указывала человеку, как господин рабу, – а теперь вот сердце его болезненно сжалось при виде вейских знаков и вейского механизма.

Когда Киссур обернулся, чиновник уже церемонно кланялся человеку, стоявшему у порога.

– Прошу, – сказал Шаваш, – будьте знакомы, Теренс Бемиш, президент компании АДО, господин Киссур, личный друг императора…

Иномирец и Киссур взглянули друг на друга.

Киссур вылупил глаза: это был тот самый темноволосый чужак, с которым он подрался часа два назад. Великий Вей! Киссур-то думал, что иномирец помер, – а тот даже рубашечку где-то сменил!

– Мы уже знакомы, – ровным голосом сообщил иномирец и прибавил: – Господин Киссур, я как раз хотел передать вам письмо, – и, шагнув к Киссуру, вложил в его руку белый конверт. Киссур почувствовал под пластиком горстку смятых банкнот.

Киссур расхохотался и хлопнул Бемиша по плечу. Иномирец несколько мгновений кусал губы, видимо раздумывая, не навешать ли этому типу по роже, но Киссур хохотал так весело, что чужак не выдержал и присоединился к нему.

Шаваш настороженно захлопал ресницами. Чиновнику надо было решить множество проблем, и прежде всего: в каком павильоне их принимать и на каком языке говорить? Это был очень важный вопрос, ибо душа Шаваша обладала, как уже говорилось, таким свойством, что разговор на другом языке заставлял его рассуждать как бы о другом мире. Мы уже упоминали, что когда его спрашивали о причинах нищеты в империи на языке иномирцев, он порицал, и очень резко, непомерные государственные расходы и бюджетный дефицит, на котором наживалась половина банков страны, а когда его спрашивали о том же по-вейски, он порицал алчность людей со звезд, которые скупают страну, можно сказать, за кувшин с пахтой. Поэтому Шаваш избегал говорить на языке людей со звезд в присутствии вейца и по-вейски в присутствии человека со звезд. У него от этого путались мысли.

Шаваш осторожно скосил голову и поглядел в увитое золотыми шнурами окно. Там, далеко за розовыми кустами и расчесанным песком дорожек, виднелись разноцветные струи фонтанов и краешек парадной лестницы, – и возле этой лестницы стоял белый длинный лимузин. А ведь иномирец прилетел вчера и заказал в агентстве машину – представительский серый «дакири». Шаваш любил, когда ему докладывали детали.

– Что же, господа, – сказал Шаваш, так и не решив касательно гостиной, – ночь дивная, зачем сидеть в восьми стенах, может быть, пройдем в сад?

– Прошу извинить меня, – поклонился Киссур, – я должен идти.

– Отчего же… – начал Шаваш.

– Право, – сказал Киссур, – я вам только помешаю. Двое уважаемых людей собрались обсуждать важное дело, а я что? Перекати-поле. Ведь не о такой же мелочи, как мусорный завод, пойдет у вас речь, а?

И, решительно повернувшись, сбежал по мраморным ступеням павильона, отороченного тонкими перилами с павлинами и единорогами из витой серебряной проволоки.