Кирилл Алейников - Когда боги уходят

— Сегодня вечером. Он пригласил вас к себе на ужин.

Юноша почувствовал, как при упоминании слова «ужин» в его желудке что-то ворчливо заурчало. За весь день он не ел ничего кроме нескольких кружек пива.

— Ужин — это, конечно, хорошо, — согласился Андрей. — Но о чем я буду разговаривать с мэром?

— О том же, о чем разговаривали со мной, — пояснил куратор.

— Но разве вы не пересказали ему нашу беседу?

— В общих чертах, — кивнул куратор. — Мэр хочет собственнолично побеседовать с вами. Кстати сказать, он очень заинтересован вашей историей и горит желанием поскорее с вами познакомиться.

— Я рад, конечно, своей растущей популярности, — попытался пошутить Андрей. — Но меня тревожит одна мысль.

— Какая же?

— Мэр наверняка попросит меня рассказать о будущем.

— Наверняка, — согласился Бальтон.

— И в связи с этим, не появится ли у меня шанса оказаться на той виселице, которую я видел рядом с фонтаном, как, хм, еретику какому-нибудь?

— О, не беспокойтесь об этом, — горячо заверил Андрея куратор, для пущего убеждения положив ему на плечо руку. — Мэр Манкин отличается высокой терпимостью.

Слова Бальтона мало успокоили Андрея, но вселили в него надежду, что всё не так уж и плохо в мире, где мэры городов не преследуют людей с нестандартными позиционными взглядами на жизнь. Вспомнив про вопросы, которые хотел задать, юноша поинтересовался:

— Скажите, господин куратор, у вас есть политическая карта?

Такой вопрос несколько ошеломил Бальтона, но он не показал виду.

— У меня была такая карта, но после недавнего объединения отдельных земель в Варлесскую империю она стала бесполезной, поэтому я сжег её. А новую ещё не привезли.

— Плохо, — заметил Андрей. — Но это не всё. Я хотел бы так же поинтересоваться, какой сейчас год от рождества христова?

— Чьего рождества? — не понял куратор.

— Христова, — повторил Андрей, пока ещё не подозревающий никакого подвоха.

— Я не знаю, кто такой Христ, поэтому скажу просто: идет третий год девятого века двадцать седьмого тысячелетия от создания мира.

В этот раз они не стали передвигаться по городу пешком, а воспользовались каретой. Десять минут езды, и вот уже куратор ведет юношу по широкой аллее к двухэтажному особняку, облицованному светло-желтым камнем. Особняк стоял у окраины Ламара и принадлежал, конечно же, мэру этого города — сэру Рамсу Манкину.

Пройдя через разбитый вокруг особняка парк, Андрей и Бальтон по широкой лестнице вошли в высокие, украшенные серебристыми цветами двери.

В банкетном зале их ждали. Андрей ожидал увидеть многочисленный народ — местную богему, в окружении роскоши, блесток и ароматов дорогого парфюма. Вместо этого за не очень длинным-то, к слову, столом сидели всего пять человек.

Троих юноша уже знал — это был трактирщик и его родственники, невесть как оказавшиеся на приеме. Сидящий во главе стола полный старик с седыми усами был, скорее всего, самим мэром. По правую руку от него Андрей заметил девушку, любопытно разглядывающую прибывших.

— Добрый вечер, господа! — старик вежливо склонил голову, отчего его белые усы заметно колыхнулись. — Располагайтесь, где вам будет удобно.

Андрей отметил, что особого выбора места не было — у стола, отодвинутые от него на некоторое расстояние, стояли лишь два стула. Церемонно поклонившись в ответ, Бальтон воспользовался приглашением и сел на один из свободных стульев. Андрей неловко повторил движения куратора и занял второй стул.

— Сэр Манкин, — обратился Бальтон к мэру. — Этого молодого человека зовут Андрей. Именно о нём я рассказывал вам сегодня.

Андрею показалось, что не очень вежливо не только представлять человека в сидячем положении, но и представляться самому. Поэтому, едва сев, он быстро вскочил, смущенно пробормотал что-то вроде «оч-прят-свам-позакться», чем вызвал легкую улыбку на губах девушки.

Мэр несколько минут изучал смущенного парня взглядом, иногда кивал головой, будто бы соглашаясь сам с собою, но, наконец, прервав общее учтивое молчание, сказал:

— Я Рамс Манкин, городской голова.

Андрей захотел вновь встать, чтобы ещё раз выразить свое почтение старцу, но заметил, как куратор одними глазами посоветовал ему оставаться в прежнем положении.

А мэр начал представлять людей, сидящих вместе с ним за столом.

— Это моя дочь Надя, — указал он на девушку, которая якобы смущенно опустила глаза, и щеки её налились едва заметным румянцем.