Екатерина Мурашова - Кто последний? – Мы за вами!

Вместо того, чтобы отправляться за уже упакованным грузом, Анри как-то излишне осторожно присел на стул. Вельда, уже распахнувшая дверь в коридор, обернулась и недоуменно подняла брови.

– В чем дело, Анри?

– Сейчас… – прошептал Анри. Губы его приобрели неживой лиловый оттенок, а пальцы судорожно цеплялись за спинку стула. Подавив крик, Вельда кинулась к нему.

– Кладовка в лаборатории…рюкзак…правый карман…шприц-ампула…розовая наклейка…быстро…– проговорил Анри, скаля зубы при произнесении каждого слова. Кроме губ и языка не двигался не один мускул его словно бы скованного панцырем тела. Вельда выбежала из комнаты и вскоре вернулась, таща за собой нетяжелый, но весьма объемный рюкзак. Анри сидел на полу, обхватив руками колени. По вискам его стекали струйки пота. Дышал он шумно, широко открытым ртом.

Вельда сорвала упаковку со шприца, с трудом разжала руки Анри, закатала рукав, перетянула скрученным бинтом плечо, нащупала почти невидную вену, вонзила иглу. Анри даже не вздрогнул. Уселась на пол, уложила Анри, примостила на коленях его голову. Осторожно гладила темные, слипшиеся от пота волосы.

Губы оставались лиловыми, но глаза через некоторое время открылись, и вместо мутной пелены боли в них появился вполне живой осмысленный блеск.

– Что я должна сделать, Анри? – облегченно вздохнув, спросила Вельда. Все это время она, одной рукой гладя волосы Анри, кусала пальцы другой, чтобы не разреветься и не поддаться панике. За эти нестерпимо долгие минуты она с удивлением успела убедиться, что вполне верит в существование ИХ, готовых в любую минуту уничтожить человечество. И оценила ту ответственность, которую взвалил на себя Анри, всегда веривший в их существование, и еще поняла, что значит для нее сам Анри, и то, что в любую минуту она могла его потерять…

В общем, это были очень насыщенные минуты. Такие минуты выпадают в жизни практически каждого человека и откладываются на дно самого главного ящика человеческой памяти, как линейка и весы в торговой лавке, как мерило истинной ценности вещей в повседневной сутолоке и клубке жизни, когда подлинная важность событий и чувств как пылью засыпана суетой и невидна самому человеку, когда…

– Что я должна сделать, Анри? – все вернулось на свои места. Анри вновь распоряжается ситуацией. Сейчас он скажет, что делать, а Вельда выполнит все его указания…

– Лететь придется тебе…

– Но что я?!…

– Выслушай меня. Мне трудно говорить, поэтому не перебивай. Ты должна погрузить в геликоптер этот рюкзак, и еще одну пластмассовую синюю коробку, которая стояла рядом с ним. Там аппаратура и материалы, которые мне удалось собрать и осмыслить. Если я к тому времени буду жив, я скажу тебе, как этим пользоваться, если нет, ты догадаешься сама. Ты неплохо разбираешься в технике, а там нет ничего сложного. Меня, живого или мертвого, ты тоже возьмешь с собой в геликоптер, потому что иначе ОНИ не будут с тобой иметь дело. Я постараюсь помочь тебе, но если у меня не выйдет, тебе придется тащить меня самой. Если привлечь кого-то еще, то на объяснения уйдет время, которого у нас нет. Перенести встречу мы не можем. Автопилот запрограммирован, поэтому об этом ты можешь не беспокоиться. К тому же ты, кажется, умеешь им управлять…

– Что с тобой, Анри?

– Сердце. Кризис в сорок шесть лет. Мне сорок пять. Я думал, у меня еще есть время. Я ошибся…

– Анри… Я никогда не спрашивала тебя… Каков твой индекс?

– Тридцать восемь… Ты разочарована? Теперь ты понимаешь, почему у меня нет детей?

– Это глупо, Анри. Ты выступаешь против законов, которым подчиняешься сам. В этом нет логики. Ты один из самых умных людей на земле, но кое в чем ты глуп, как павлин. Когда ты придешь в себя и вся эта история кончится, я рожу от тебя ребенка.

– Спасибо тебе на добром слове. Но вся эта история кончится вместе со мной. Если я сумасшедший. И будет продолжаться после меня, если с головой у меня все в порядке.

– Не смей так говорить. Я не хочу этого слышать. Где еще лекарство?

– В нашей комнате, в моем ящике, в дальнем левом углу. Промежуток между уколами должен быть не меньше часа. Если я потеряю сознание, можешь вколоть ампулу с голубой наклейкой. Это может помочь.

– Что еще?

– Все. Все эти лекарства делал друг Марселя, со средиземноморской станции. Если я вдруг выживу, можно будет заказать ему еще.

– Может быть, позвать Марселя?

– Нет, это только увеличит количество суеты и волнений. Марсель все равно не придумает ничего дополнительного, его конек – хирургия. Но он постарается задержать меня на станции… А этого никак нельзя допустить…