Екатерина Мурашова - Кто последний? – Мы за вами!

В родном городе Вельды и в других, в которых она бывала с друзьями или с Кларком, отсутствовало само понятие «плохо выглядеть». Там все, даже самые глубокие старики, выглядели хорошо. Бодро и жизнерадостно. До самой смерти, которая наступала обычно лет в 70.

Это был один из парадоксов нового мира. Несмотря на почти полное исчезновение болезней (с ними не то чтобы научились справляться, а просто исключили из популяции путем генетического отбора) и отменное здоровье почти всех жителей земли, продолжительность жизни людей практически не увеличилась. Люди умирали не от болезни и даже не от старости, а от какой-то исчерпанности жизненного ресурса. Их просто не тянуло жить дальше. В их жизни не было свершений, а лимит удовольствий и разнообразия исчерпывался раньше, чем изнашивалось великолепное, отлично сработанное природой и отбором тело. Они умирали так, как испокон веку умирали крестьяне всех времен и народов: сполна прожив свою однообразную, полную трудов и бедную радостями жизнь, вымывшись в бане, переодевшись в чистое, причастившись и простившись с близкими. И почти всегда знали о своей смерти заранее и успевали подготовиться к ней. Всего этого Вельда, разумеется, не знала.

– Вам неприятно?

– Что неприятно, Анри? – Вельда давно привыкла к тому, что понимает Анри через два раза на третий, а после откровений Стефани и вовсе перестала расстраиваться по этому поводу.

– Вам неприятно видеть меня… таким? Все люди, окружавшие вас с рождения, всегда выглядели хорошо…

Вельда рассмеялась. Анри удивленно взглянул на нее, но ничего не спросил.

– Я вспомнила, как несколько месяцев назад я измазала вам слезами, соплями и кровью всю рубашку, – пояснила Вельда. – Интересно, насколько хорошо я тогда выглядела?

Анри улыбнулся в ответ. Улыбка осветила его измученное лицо, и Вельда вдруг подумала о том, что на свете есть еще один тип человеческой красоты, о существовании которого она раньше не подозревала.

– Анри, вы сейчас кажетесь мне ужасно красивым, – с наивной искренностью сообщила она. – Я даже не понимаю – почему. Но все же – что с вами?

Прежде, чем Анри успел ответить на ее вопрос, в голове Вельды промелькнула мысль о том, что, может быть, Анри так страдает от разрыва с ней. В каком-то старом романе она читала о чем-то подобном. Догадка была дурацкой, лестной и страшной одновременно. От такого смешения разнородных чувств у Вельды даже закружилась голова. Ее мозг не привык к неоднозначности и плохо справлялся с ней.

– Вы великолепны, Вельда, – не гася улыбки, сказал Анри. – Такая смесь наивности, силы и великолепного психологического здоровья… Я по-хорошему завидую вам. Эсмеральда считает, что меня надо запереть в одиночную камеру с мягкими стенами и непрерывно терзать релаксирующей музыкой и программами аутогенной тренировки. Тогда я, возможно, выживу. Вы согласны с ней?

– Эсмеральда – хороший специалист, – осторожно сказала Вельда, не понявшая из слов Анри ничего, кроме того, что он сделал ей комплемент, как всегда – двусмысленый.

Анри расхохотался, чем очень напомнил Вельде себя прежнего.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – почти жалобно спросила она. Ощущение себя прежней – маленькой, глупой и ничего не понимающей – стремительно нарастало. В прошедшие после родов месяцы она почти изжила его, и вот несколько фраз, мимоходом брошенных Анри… «С ним неуютно,» – вспомнились слова Стефани.

Анри, как всегда, мгновенно уловил изменение состояния молодой женщины и тут же вернулся к полной и безоговорочной серьезности.

– Вы и так помогаете мне, Вельда. Помогаете самим своим присутствием. Верьте – сейчас я чувствую себя гораздо лучше, чем все последние недели. Вы могли бы лечить наложением рук, как древние врачи. – Вельда несмело улыбнулась. – Хотите попробовать? Подойдите сюда, положите ладони мне на голову…

Не всегда умея отделить шутки от действительных желаний, и зная за собой эту особенность, Вельда послушно подошла к креслу, в котором сидел Анри, и с глупой торжественностью возложила свои большие ладони на его взлохмаченные волосы. Анри замер, напомнив Вельде охотничью позу рыжего кота, который под окном ее родного дома в течение многих лет безуспешно ловил голубей.

– А что теперь?

– А теперь повторяйте за мной: я хочу, чтобы Анри поправился и всегда чувствовал себя хорошо…

– Я хочу… – договорить Вельда не успела. Анри прыснул смехом в поднесенные к лицу ладони и тут же, повернувшись вместе с креслом, перехватил за запястья вельдины руки.