Елена Долгова: Маги и мошенники

– А ведь ты врешь. Хотя… я польщен. Всегда мечтал встретить девку, у которой я наверняка окажусь последним.

Птица прокричала еще три раза, заунывно, протяжно. Легкое облачко отползло в сторону, открывая мутную половинку луны. Добродетельный сыщик вздохнул и убрался подальше от костра и соблазна в плотную темноту. Колдунья зажмурилась – бесполезно, слезы ярости и отчаяния все равно градом покатились по впалым щекам.

Утром отряд двинулся в путь, солдаты ухмылялись, исподтишка поглядывали на сумрачную колдунью, она сердито сверкала в ответ темными, как полированный агат, глазами. Кавалькада с топотом ворвалась под сумрачную арку городских ворот – никто не посмел остановить ищеек имперского сыска.

Узкие улочки, зажатые в тиски стен, кишели людьми. Из совсем уж крошечных переулков тянуло нечистотами. Ближе к центру стало попросторнее, отряд задержался возле тяжеловесного, из тесаного камня, дома.

Ведьму отвели в подвал и водворили в клетку, она аккуратно расправила платье, села в углу и погрузилась в бесконечное ожидание – неподвижная, словно статуя, и терпеливая, как дикий зверь.

Десятник зашвырнул клетку чей-то шерстяной плащ:

– Прикройся, ведьма, ночами здесь не жарко.

Шли часы, в конце концов совсем стемнело, маленькое зарешеченное окно тюрьмы почти не пропускало света, во дворе, прямо под ночным небом, кто-то то ли палил факелы, то ли разложил огонь – алые отблески падали на стены. Сначала стучали солдатские сапоги и раздавались грубые голоса стражников, потом шум утих, мерцание огня становилось все слабее, скоро черный квадрат окна совершенно слился с темнотой, воцарившейся под сводами подвала. Вместе с темнотой пришла настороженная тишина. Колдунья, обладавшая нечеловечески острым слухом, прислушалась – в узком переулке по соседству тихо пел ночной ветер, пофыркивали в конюшне кони лучников. Скрипел старый флюгер на шпиле, потрескивали, догорая, угли в жаровне палача.

Где-то за толстой каменной стеной, в самой глубине здания, раздались негромкие шаги. Неизвестное существо двигалось с неторопливой уверенностью хищника, хотя ритм шагов, несомненно, выдавал человека. Женщина прильнула было к решетке, но тут же испуганно забилась в самый дальний угол клетки – неведомое существо возилось, отпирая дверь…

Ведьма из Тинока моментально успокоилась, обнаружив, что вошедший не имеет общего с потусторонними силами – это был человек средних лет, с холодными светлыми глазами, в черной рясе инквизитора.

Лицо святого отца, за исключением глаз, прикрывала традиционная маска, холодноглазый внимательно и без особой приязни оглядел колдунью.

– Ты Магдалена из Тинока?

Ведьма выпрямила спину, но вставать не пожелала.

– Ну, я. Чего хочешь, пес?

Человек не выказал гнева, он попросту пропустил оскорбление мимо ушей.

– Раз ты Магдалена, не будем терять времени – его мало. Поэтому слушай меня внимательно и не перебивай. Во-первых, я знаю, что ты настоящая ведьма.

– Не заносись. Вам меня два раза не сжечь, смерть – это только смерть, и ничего более.

Инквизитор сухо усмехнулся.

– Смерть можно отсрочить. Надолго. Но жизнью это не будет все равно.

Ведьма постаралась не выказывать страха.

– Ха! Веревка и вода ничем не хуже огня. Я не красавица и уже не молодка – лет через тридцать моя плоть и так распалась бы в прах.

– Не сомневаюсь. Но только недалекие тупицы сами ищут бесполезных страданий.

Ведьма хрипло рассмеялась:

– Странная речь для инквизитора.

– Зато я сказал истинную правду. А теперь слушай меня внимательно. Я знаю, что ты настоящая ведьма – это тоже правда, не отрицай. Равным образом, я знаю, что ты не насылала на Тинок чуму, у морового поветрия имеются иные, естественные причины. И все-таки ты выжила – одна среди всех. Почему?

– Я знаю целебные травы, я принимала их горький сок.

– Верю. Ты выжила не благодаря черной магии, а лишь за счет собственного искусства врачевателя. А теперь я спрашиваю, спрашиваю голосом твоей совести, Магдалена – почему ты не помогла Тиноку?

Инквизитор невольно отпрянул – ведьма змеей метнулась вперед, грудью ударилась о прутья клетки, вытянула руки, стараясь дотянуться до врага.

– Ты спрашиваешь, пес? Мою мать спалили заживо. Ее платье тлело, трескалось лицо, а проклятый Тинок… Тинок только смеялся. Потом пепел ссыпали на блюдо и выставили в храме. Меня пощадили, их лживый бог учил милосердию. Поэтому я бегала голодным щенком, получая больше колотушек, чем сухарей. Когда я выросла, они приходили ко мне – о да! Приходили. Когда болели их детишки, они шли ко мне под покровом ночи и валялись у меня в ногах. Если я отказывала, они уходили с ненавистью в душе. Если помогала – оставляли деньги и ненавидели меня вдвойне. Ты знаешь, каково было мне жить среди убийц моей матери? Да, я не пожелала спасать этих тупиц. Но я их не убивала…