Елена Долгова - Камень ацтеков

В обычную неделю посреди сухого сезона пиратский люггер «Синий цветок» совершал одно из тех плаваний, курс которых зависит от течений, западного ветра, а также от появления на горизонте испанских кораблей.

Шальная волна ударила о борт, врач, который вымок больше других, выругался — крайне энергично, но с оборотами, выдававшими в нем человека образованного, протер окуляры подзорной трубы застиранным платком, им же осушил лицо. Сморщенное левое веко врача, некогда задетое ударом ножа, совсем опустилось и почти прикрыло невыразительное око, зато верхняя губа приподнялась и обнажила зубы в саркастической усмешке.

— Так что же мне теперь делать, если денег не будет, мистер Кид? — продолжил прерванный разговор юнга Джо Винд.

Доктор, бывший член лондонского королевского научного общества, убрал подзорную трубу в карман, обстоятельно смерил Джо взглядом, вверх-вниз, туда-сюда, от босых грязных подошв до темной макушки — так пристально, что юнга поневоле поежился.

— Что теперь делать, мальчик? Если начнется заваруха, попытайся спасти свою шкуру, иначе на том свете мы все обязательно попадем в ад.

Лишенный воображения Смок, здоровяк-матрос с огромными кулаками, только расхохотался.

— Перестаньте запугивать мальчишку! Лучше бы вы, мистер Кид, сходили к капитану Питеру и спросили насчет наших денег… Понятно, что хорошей добычи не было уже давно, но я свободный моряк, а не раб, и за еду не работаю.

Доктор повернулся и пошел прочь без особой спешки, Смок и Винд переглянулись.

— Не попало бы тебе от капитана, Том, зря ты развел разговоры про капитанские долги.

Лазурное небо тем временем словно бы посерело, штиль сменился легким волнением. Лекарь Генри Кид уже забрался в кормовую надстройку и остановился в неуверенности — по ту сторону дубовой створки раздавались звуки, которые напоминали переливы гобоя, попавшего в неумелые руки дилетанта.

— Я к тебе по срочному делу, Питер! — заорал Кид через дверь, предупреждая взрыв ярости старого друга и капитана.

Дверь распахнулась настежь под мощным пинком, и в проеме появилась фигура, а также и загорелая физиономия самого капитана Баррета, мрачное выражение которой легко могло бы напугать менее равнодушного человека, чем доктор.

Сквозь окно, окантованное рамой с резными украшениями, блеск полуденного солнца яркими пятнами падал на скамьи, на морские сундуки и резной шкафчик. Баррет в рубашке с закатанными рукавами устроился за дощатым столом, перед недопитой бутылью, все еще держа в широких ладонях английский рожок — заметно было, что он только недавно прервал неумелую игру.

— Здравствуй, Генри Кид, старый отравитель, — как ни в чем не бывало поприветствовал друга капитан.

Кид опечалился.

— Я много раз объяснял тебе, Питер, что меня осудили и лишили медицинского патента из-за зависти конкурентов. Или если так тебе угодно — в силу укоренившегося предрассудка, который запрещает некоторые лекарства и некоторые операции.

— Я догадываюсь, в какую сумму пациентам обходилось твое сострадание.

— К несчастью, я был слишком расточителен. К тому же патента у меня давно уже нет. Дело-то не во мне.

— А в ком?

— В тебе. Встряхнись же наконец, иначе дело кончится плохо. Прекрати думать сам знаешь о ком…

В следующий миг доктор отлетел к переборке, которая отделяла апартаменты Баррета от каюты штурмана, и больно ударился о крепкие доски затылком и спиной.

— Когда опять вздумаешь отдавать мне приказы, выпей-ка лучше один из своих хваленых ядов заранее, Генри. В противном случае я отрежу твой длинный нос, который ты так любишь совать в чужие дела.

— Извини, я не хотел тебя оскорбить.

— Тогда сядь и послушай, у меня к тебе дело.

Доктор поднял и отряхнул треуголку, а затем опустился на скамью, чувствуя, как от пережитых неприятностей противно трясутся колени.

— Ты, Питер, в последнее время как бешеный.

— Знаю, у меня плохой характер. Но кто-то на Архипелаге пустил слух, будто я тайно взял корсарский патент у испанцев.

— Что?! Но это полная ерунда. Англичанин твоего происхождения и с твоей репутацией не может перейти к испанцам, это просто смешно.

— Всякое бывает, Генри. Я никогда не перейду к испанцам, но за достаточные деньги предатели найдутся. После этого назваться чужим именем — все равно что орех раскусить.