Дэвид Эддингс: Сапфирная роза

Даная росла серьезным степенным ребенком с блестящими черными волосами, огромными глазами, темными как ночь, и с маленьким ротиком, подобным алому бутону розы. Несмотря на всю свою степенность, такое нежное дитя, как Даная, часто дарило поцелуи и ласки своим родителям. Сейчас она расположилась рядом с очагом и играла со своим мячиком.

И именно этот очаг раскрыл Спархоку тайну своей маленькой дочери, и жизнь его навсегда изменилась. Даная слегка просчиталась, и ее мяч угодил прямо в каминную решетку. Ни сколь не смущаясь, она быстро подлетела к камину и прежде, чем отец смог остановить ее и даже вымолвить слово, она протянула к пламени руку и достала свою игрушку. Спархок вскочил на ноги и с волнением осмотрел ее руку.

— Что ты, отец? — спокойно спросила она. Принцесса Даная была не по годам развитым ребенком. Она рано заговорила, и к этому времени речь ее была осмысленной и даже слишком серьезной.

— Твоя рука! Ты обожгла ее! И как ты догадалась сунуть свою руку в огонь?!

— Да не обожглась я, — запротестовала она, подняв руку и пошевелив пальцами. — Видишь?

— Не подходи больше так близко к огню, — грозно проговорил он.

— Хорошо, отец, — она шевельнулась у Спархока в руках, чтобы ее отпустили, и, выбрав себе уголок поукромнее и безопаснее, вновь занялась игрой в мяч.

Озадаченный Спархок снова опустился в кресло. Можно сунуть руку в огонь и отдернуть ее так быстро, чтобы она не обожглась, но Даная вовсе не быстро отдернула свою руку. Спархок с удивлением и вниманием взглянул на своего ребенка. В последнее время он был слишком занят и мало уделял внимания дочке. А Даная была как раз в том возрасте, когда дети меняются быстро. Спархок во все глаза смотрел на свою маленькую дочку. И сердце его обожгло холодом. Не веря самому себе, он с трепетом подметил, что он и его жена были эленийцами, а их дочь — нет.

Он еще некоторое время, не шевелясь просидел в кресле, не отрывая взгляда от девочки-стирика, и в голову ему пришло одно-единственное объяснение этому.

— Афраэль? — ошеломленно проговорил он. Даная лишь слегка походила на Флейту, но Спархок не видел другого решения.

— Да, Спархок? — произнесла Даная без малейшего удивления в голосе.

— Что ты сделала с моей дочерью? — крикнул он, от волнения приподнявшись в кресле.

— Не глупи, Спархок, — спокойно осадила его малышка. — Я твоя дочь.

— Это невозможно. Как?..

— Ты же знаешь, что я — твоя дочь, отец. Ты был неподалеку, когда я родилась. И теперь уж не думаешь ли ты, что я — ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного? Или скворец, поселившийся в твоем гнезде, вытеснив твоего собственного птенца? Это глупое эленийское суеверие! Мы никогда так не поступаем.

Спархок старался овладеть своими чувствами.

— Так ты объяснишь мне? — как можно скорее проговорил он. — Или мне придется самому до всего додумываться?

— Успокойся, отец. Ты ведь хотел детей, не так ли?

— Ну…

— И мать-королева тоже. Она ведь должна была дать жизнь наследнику?

— Конечно, но…

— Но она не могла, ты знаешь.

— Что?

— Яд, который дал ей Энниас, сделал ее бесплодной. Ты даже и понятия не имел, как тяжело мне было справиться с этим. Почему, ты думаешь, Сефрения была так опечалена, когда узнала, что моя мать беременна? Конечно же она знала о действии яда, и всячески устраняла меня от вмешательства — возможно, в первую очередь из-за того, что вы с матерью — эленийцы, чем по какой-либо другой причине. Иногда Сефрения такая недалекая. Да, сядь ты, Спархок. Когда ты так сутулишься, то выглядишь очень нелепым. Либо сядь, либо встань. Не пари посередине.

Спархок опустился обратно в кресло, мысли беспорядочно проносились у него в голове.

— Но почему? — спросил он.

— Потому что я люблю тебя и маму. Ей было предопределено быть бездетной, поэтому мне пришлось немного изменить ее судьбу.

— Но ты также изменила и мою?

— Как же я могла? Ты — Анакха, помнишь? Никто не знает, какова твоя судьба. Ты всегда был для нас большой тайной. Многие полагали, что мы вообще не должны были тебе позволить родиться. Мне пришлось долгие века вести жаркие споры, чтобы переубедить других, что ты нам действительно необходим. — Она опустила голову и оглядела себя. — Полагаю, мне придется серьезно заняться собой и потихоньку взрослеть. До этого я была стириком, а стирики совсем не так относятся к этому как вы, эленийцы. Ведь если я теперь буду веками оставаться ребенком, полагаю, у вашего народа возникнут нехорошие слухи и толки. На этот раз придется расти и взрослеть как полагается у людей.