Анна Клименко - Сказочник

Жрец усмехнулся. Воистину достойный противник, и воистину мудрая женщина сидела перед ним. Но – пусть она и догадалась – что с того?

– Не в твоих силах меня остановить, – сказал он, – даже если ты и знаешь истину.

– Моя надежда – только в ийлуре, который сейчас лежит у окна, – пропела Нитар-Лисс, – только он, даже в беспамятстве, может помочь моему миру. А ты… ты не достигнешь врат, жрец Хофру.

– Меня убьют? – он вскинул брови, – что ж, возможно. Среди нас двоих нет никого, кто был бы вечен.

Нитар-Лисс покачала головой. Провела рукой по искрящимся в закатном свете волосам – и рассеяно заметила:

– Тебя отравят, жрец. Уже отравили.

… Стало тихо. Очень. Как будто все звуки умерли, как будто мир – этот треклятый мир Эртинойс сжался до размеров маленькой овальной комнаты. Остались только двое – он, Хофру, и рыжеволосая бестия, ийлура Нитар-Лисс. Они сидели друг напротив друга и молчали.

Прошло какое-то мелкое, незначительное мгновение – «Великая Селкирет, да она лжет! Она же пила из моей миски!» – а он судорожно, со страхом, вслушивался в собственное тело, пытаясь понять, что в нем не так как раньше…

– Ты боишься смерти? – искренне удивилась ийлура,– не стоит. Она придет не сразу, ты просто… уснешь.

«Она лжет. Лжет, побери ее Селкирет!» – молотом бухало в висках.

Хофру улыбнулся, отложил соленую ящерку.

– Ты ведь пробовала мою пищу.

– Ну и что? – ийлура подняла капризные коричневые брови, – я слишком много смертных отправила к богам, чтобы бояться расстаться с собственной жизнью.

«Она лжет», – Хофру продолжал отчаянно цепляться за эту мысль, – «все это не может… не может закончиться вот так!»

– Это правда, – жестко произнесла Нитар-Лисс, – нам с тобой осталось недолго. А кэльчу, элеана и Дар-Теен… Пойдут дальше. К вратам. И только они принесут надежду, понимаешь? Только они…

Бледные губы ийлуры предательски дрогнули. Она взглянула на Хофру – теперь в ее необыкновенных черных глазах ясно читался страх. Тот самый страх перед смертью, который она, как ни старалась, оказалась не в силах преодолеть.

– Ты… – он все еще не мог принять правду, он прислушивался к каждому удару собственного сердца. Никаких изменений. Ни боли, ни удушья – ничего… – Ты лжешь!

– Боги, какой упрямый жрец, – хихикнула Нитар-Лисс, но ее голос оборвался.

Она обхватила себя тонкими руками за плечи и тихо призналась:

– Мне тоже страшно. Но я знаю, что надежда будет. А если останешься только ты – увы… Не будет ничего.

Потолок закачался, грозя обрушиться и раздавить.

Хофру, вцепившись ногтями в лицо, поднялся на ноги, пнул опустевшую миску – она отлетела и разбилась о стену.

– Ты… – он задыхался, – ах ты дрянь! Я… убью тебя!.. И кишки развешу по стенам!

– Не стоит тратить силы, – ухмыльнулась ийлура, – ты как никак жрец, и должен достойно принять неотвратимое.

Перед глазами замаячила багровая пелена, предвестник трансформы. Хофру и не почувствовал, как его рука, ставшая черным лезвием, насквозь пронзила тонкое тело ийлуры. Он отшвырнул от себя женщину, словно тряпичную куклу, и выскочил из гостевого дома; стало так душно, что единственный глоток воздуха показался желанным, словно первый поцелуй для избалованного нобеля…

– Не может быть, – он выкрикнул это в небо, – Селкирет!!!

Но богиня благоразумно промолчала. Она давала силу, чтобы дарить смерть – но никак не силу, несущую жизнь. Спасение… могла бы дать Царица, в любой миг – только протяни руку... Прежняя Териклес, та, которую создали жрецы… Но, к сожалению, отнюдь не та, в которой смешались чистый разум и чудовище из башни Могущества.

Он не увидел, как раньше, ни грозного лика Селкирет, ни пронизывающего взгляда алых глаз, подобных драгоценным рубинам.

Зато увидел черные оспины на гладком лике неба. Сотни, тысячи серкт летели сюда – Царица все-таки настигла его. Именно тогда, когда он больше ничего не мог сделать.

Обидно… Великая мать серкт, как же обидно, как несправедливо, как неправильно! И это тогда, когда казалось – вот он Ключ, и все катится по нужной дорожке, и осталось совсем чуть-чуть, чтобы исправить единственную ошибку прошлого.

Жрец крепко зажмурился, до цветных мошек перед глазами. В который раз со страхом прислушался к самому себе – а ну как уже настал тот самый, последний миг, после которого лично ему, Хофру, будет уже все равно, а прочие серкт будут обречены?

Он застонал в бессильной ярости. Черные точки в небе стремительно увеличивались, превращаясь в маленькие пока что силуэты летунов, и время – его время – стремительно утекало как вода сквозь редкое решето.