Генри Олди - Нопэрапон или По образу и подобию

Дар нопэрапон становился все более подвластным воле господина, он мог заставить его проявиться в любой момент, обратиться на что угодно…

Дважды ему приходилось отвлечься. Сначала – чтобы вылечить сына местного жителя, вылечить травами, подаренными знахарем, и собственной душой-зеркалом, отразив, а затем успокоив волнение мятежного духа, овладевшего мальчишкой. После – чтобы перекинуться парой слов с прилетевшим в гости тэнгу. Впрочем, тэнгу не стал ему докучать: посмотрел искоса, поговорил о пустяках – и улетел. Мотоеси вновь остался один, ничуть не сожалея об этом. Теперь у него были горы, ручьи, деревья, небо над головой, которое иногда удавалось впустить в собственное сердце.

У него был весь мир!

И жажда мести в придачу.

Иногда Мотоеси задавался вопросом: «А что ощущают, пребывая в горах, другие отшельники? Те, кто пришел сюда по зову сердца? Может быть, мы похожи? Может быть, я все-таки нашел себя, и больше мне некуда стремиться, нечего желать?»

Но память злорадно подсовывала: надменный чиновник наблюдает за отъездом труппы из столицы; сжимаются на горле костлявые пальцы лишайного краба; рыдает на груди отец, получивший известие о смерти Мотомасы; хмурый Сугата у крыльца отцовского дома: «Только… повелением сегуна… Короче, сослали его, молодой господин! Ты уж прости, но против властей мы не пойдем…»

Нет, у него остались еще дела в этом мире.

Одно дело.

Мотоеси потерял счет времени. Но однажды, повинуясь странному наитию, он вошел в шалаш – два раза в год он строил его заново, – отбросил в сторону старую циновку и стал руками разгребать слежавшуюся землю в углу.

Длинный сверток показался довольно скоро.

Развернув прогнившую ткань, Мотоеси извлек из ножен даренный отцом меч, ничуть не потускневший за эти годы, и положил его рядом с маской, что глядела на хозяина-раба пустыми глазницами.

Нопэрапон .

Миг-другой – и по маске скользнули призрачные блики. Холодный, стальной отсвет ударил в глаза. Бывший актер ощутил, как тело становится звонким и гибким, дрожа в сладостном нетерпении, в предвкушении того единственного удара, который…

Мотоеси улыбнулся одними губами и точным движением вложил меч обратно в ножны.

Маска меркла медленно, нехотя, с сожалением расставаясь со стальными бликами.

Значит – время пришло.

Спустя семь лет через деревню близ перевала вновь прошел человек с дорожной сумкой и мечом в ножнах из магнолии.

Но на этот раз человек не остановился.

Он шел в Киото.

Никто его не узнал, никто не обратил внимания на случайного путника – и только старый знахарь долго смотрел вослед, неодобрительно качая головой.

Время – такая странная… впрочем, об этом уже говорилось.

И зря.

По дороге шла смерть.

Оставляя за спиной столицу, к храму Чистых вод.

Смерть в деревянных гэта и латаной рясе, на плече смерть несла длинный меч.

Взять в левую руку веревку с петлей, и вот: гневное божество Фудо-мео идет карать грешников!.. Только Фудо-мео был здесь ни при чем.

Да и не здесь он был, этот смешной Фудо-мео, оскаленный паяц.

В общем-то смерти меч без надобности: она сама себе оружие. На месте лица слепо отблескивала металлическая личина, стальные руки-клинки резали в клочья просторные рукава рясы, и дорога, казалось, в страхе съеживалась, спеша убежать назад под убийственной поступью смерти.

Да, смерть вполне могла обойтись без меча. Просто ей было все равно.

Сегодня смерть заберет свое; то, что принадлежит ей по праву. Одну жизнь. Лучше – две. Если кто-то осмелится вмешаться – его жизнь присоединится к этим двум. А что будет после – смерти это тоже было все равно.

Редкие прохожие смотрели искоса, плохо понимая, кто мерно движется им навстречу.

Монах-воин из «Пяти Гор»? Да нет, монастыри Годзан одевают своих иноков побогаче. Пришлый бродяга-ямабуси? Очень может быть… А скорее всего – один из блудных приверженцев дзэн, в последнее время взявших моду, подражая своему кумиру, Безумному Облаку, бродить по дорогам с деревянными мечами, которые от настоящих не сразу-то и отличишь.

Прохожие не понимали, кто движется им навстречу, но инстинктивно сторонились оборванца с мечом.

Впрочем, смерть не интересовали эти прохожие. Она даже не замечала, сколь поспешно ей уступают дорогу.

Смерть шла за тем, что принадлежало ей.

Смерть шла.

Остальное ей было безразлично.

Скорей бы конец!..