Дэн Вилета - Дым

— Здесь пахнет дымом. Несмотря на все эти сладости. Не твой? Значит, от него. Что ж, так им и положено, этим людям. Попадут прямо в ад. Так заведено Господом. Хорошего дня.

Эту короткую речь он произносит громко, почти оживленно, и наконец уходит. И опять Чарли вместе с лавочником смотрят сквозь большую витрину на широкие темные юбки, колышущиеся при ходьбе.

— Воистину святой человек, — заявляет мистер Ходжсон, звеня в кулаке монетками викария. — Праведник. Пусть и не такой обаятельный, как та леди. — В его тоне странным образом сочетаются почтение и неприязнь: он согласен со словами викария, но в то же время разозлен ими. — Чего же вам угодно, молодой человек?

Чарли ожидал этого вопроса и по дороге в город подготовил ответ, каждое слово. Даже отрепетировал на сельском тракте, когда поблизости никого не было. Но теперь, лицом к лицу с торговцем с его вкрадчивыми манерами, грубыми чертами, внутри лавки с ее давящей атмосферой, он не может решиться.

— Сэр?

— Лакрицы, — импровизирует Чарли. — На пенни.

— Сладкой или соленой?

— Соленой.

— Есть улитки и медальки.

— Улитки, пожалуйста. И четверть фунта лесных орехов.

— Что-нибудь еще?

Чарли опять колеблется. Потом его охватывает внезапный страх: вдруг сейчас вернется викарий или зайдет другой покупатель, и тогда невозможно будет совершить задуманное.

— Банку леденцов. — Он говорит так быстро, что едва разбирает собственные слова. — Фирмы «Бисли и сын». Если нетрудно.

— Что-что?

— «Бисли и сын». Одну жестянку. Или одну горсть, если вам поставляют россыпью.

Лавочник ведет себя загадочно. Первым делом он отступает от Чарли, меряет его взглядом с головы до ног. Заново оценивает его. Но нет, это все тот же тощий школьник в опрятной форме с накрахмаленным воротничком. Тогда он смотрит за спину Чарли, словно ожидает, что там прячется второй человек; потом переводит взгляд за окно, на безлюдную улицу. На его лице отражаются напряженные расчеты.

— Не знаю, о чем это вы. — Дым саваном обволакивает его слова. — Платите поскорее да идите своей дорогой.

И потом, пока Чарли отсчитывает монеты:

— Кто вас сюда послал?

— Никто. Я просто… У наших учителей есть такие. Я видел маленькие жестянки. Обычные леденцы. Как карамель, только прозрачные. Недавно пришла посылка…

Чарли умолкает, не зная, сколько он может рассказать. Школьные дела нельзя обсуждать за пределами школы. Никто не объявлял им этого открыто, и все-таки правило существует. Как в любой семье. Когда за столом у вас сидят гости, есть вещи, о которых не говорят.

— Послушайте, — напористо восклицает лавочник, будто защищая свое доброе имя, — если и была посылка, то не из моего заведения.

Из него опять струится дым, не слишком густой, но какой-то пахучий, оставляя на воротнике торговца темные разводы. Лавочник опять оглядывает Чарли сверху донизу, опять смотрит куда-то вдаль, на улицу, выискивая его сообщников.

— Сколько их там было, парень? Сколько банок?

Чарли мотает головой:

— Не знаю. Один ящик, наверное.

Вдруг Ходжсон смахивает монетки с прилавка на пол и орет:

— Ах ты, врунишка! Вон! Я буду жаловаться! Не думай, будто я это так оставлю. Вон, вон отсюда!

От шума собака просыпается, вскакивает на лапы, прижав уши к голове и выгнув спину, крутится в прыжке в поисках источника опасности. Но Чарли уже отступил к двери и теперь выходит наружу, держа в руке коричневый пакет со сладостями. После удушливого запаха карамели и засахаренных орехов холодный воздух действует как оплеуха. Он видит, как за окном кричит лавочник, потрясая кулаком. Дополнением к его жестам служит высокий, прерывистый лай собаки. Этот лай гонится за Чарли по улице; потом налетает ветер и относит его прочь. Но Чарли все равно бежит без остановки до самой околицы.

Дорога до школы кажется длиннее, чем дорога до города.

Чарли рассказывает ему все, начиная с письма. Первые две минуты Томас слушает рассеянно, потом все внимательнее, откусывая кусочки от развернутой лакричной улитки.

— И что ты думаешь? — спрашивает Чарли после того, как заканчивает свой рассказ.

— Ужасная гадость. Лучше бы ты купил ореховой помадки.

— Я серьезно, Томас.

Он видит, что друг тоже серьезен и обдумывает услышанное.

— Не знаю, — говорит Томас, доев улитку. — Наверное, это какой-то наркотик. Вроде опия.

— Вряд ли. Опий можно купить в любой аптеке. Или лауданум, это то же самое.

— Ну, тогда что-то еще. Вещество посильнее опия. И поэтому запрещенное. — Томас пожимает плечами. — Мы не узнаем, пока не доберемся до этих жестянок. Но вот что я тебе скажу. Лавочник знает, что это такое. И твоя мать тоже.