Олег Авраменко: Протекторат (Призрачная реальность)

Конте понял, что ему предлагают компромисс. Очевидно, командование Корпуса, не желая терять столь ценного офицера, готово ограничиться мягким взысканием в обмен на признание вины. Заманчивое предложение, но… Нет, это не для него. Он был слишком горд и самолюбив, чтобы идти на какие бы то ни было уступки в вопросах чести. Воспитываясь в офицерской среде, Конте с детских лет усвоил, что признавать свои ошибки — дело чести; но та же честь обязывала его до самого конца отстаивать свою правоту, если он в ней уверен. А он был непоколебимо уверен, что действовал совершенно правильно.

— Господин адмирал, — произнёс он со всей возможной твёрдостью. — Я прекрасно понимаю желание комиссии сохранить своё лицо, но, к сожалению, ничем помочь вам не могу. Вы сами поставили себя в неловкое положение, когда безоговорочно приняли версию контр-адмирала Эспинозы и, не разобравшись в существе дела, поторопились выдвинуть против меня обвинения. Теперь вам и признавать свою ошибку. А моя совесть чиста.

Лоренцо Ваккаро хмыкнул и покачал головой:

— А вы действительно дерзкий и самонадеянный молодой человек, бригадир. Принципиальность, без сомнения, штука полезная, но лишь когда её в меру… Гм-м. Ну что же… Значит, вы по-прежнему отвергаете все обвинения контр-адмирала Эспинозы?

— Так точно, отвергаю.

— А однако, в своих показаниях перед комиссией вы полностью подтвердили факты, изложенные в официальном рапорте Эспинозы.

Конте едва не заскрежетал зубами, вспомнив фарс, устроенный на заседании специальной комиссии. Это было форменное судилище!

— Я подтвердил только факты, адмирал, — ровно произнёс он, усилием воли сдерживая гнев. — А факты можно истолковать по-разному. Приняв версию Эспинозы, комиссия отказалась выслушать мои пояснения… — Он на секунду умолк; в его ушах до сих пор звучал сухой, каркающий голос председателя: «Прошу вас придерживаться фактов, коммодор!» — …а мой рапорт на имя командующего Девятым флотом, адмирала Росси, был подчистую проигнорирован.

— Я ознакомился с вашим рапортом, — сказал Лоренцо Ваккаро. — А также с протоколом последнего заседания штаба вашей эскадры. Тогда вы назвали Эспинозу тупым, самодовольным ничтожеством, который выслужился от лейтенанта до контр-адмирала лишь потому, что исправно лизал задницы начальству. Я верно вас процитировал?

— Пожалуй, вы даже немного смягчили мои слова, — ответил Конте и разом отбросил свою напускную сдержанность, терять ему было нечего. — Если вы хотите знать моё мнение, адмирал, то Эспиноза и так прыгнул выше собственной головы, получив назначение заместителем командующего эскадрой. Но сам он не понимает этого и искренне считает, что руководство не ценит его выдающихся талантов. После гибели вице-адмирала Капачи он решил, что ему представился шанс отличиться, и ради ещё одной звезды на своих погонах готов был пожертвовать не только своими подчинёнными, но также жизнью и свободой двадцати тысяч мирных колонистов.

— Это лишь ваши допущения, — заметил адмирал Ваккаро. — Не подкреплённые фактами выводы: «решил», «готов был». Факты же таковы, что наша база на Тукумане в руках противника, а при отступлении — которым, кстати, руководили вы, — погибло триста сорок семь гражданских лиц, не считая потерь среди личного состава эскадры.

— Я не снимаю с себя ответственности за гибель этих людей, адмирал. Я говорил это комиссии, теперь говорю и вам. Но комиссия расценила моё заявление, как признание вины, хотя «быть в ответе» ещё не значит «быть виновным». Моё требование провести тщательный разбор операции по отступлению без всяких оснований было отклонено. Но если бы… Хотя вы скептически относитесь к допущениям, я всё же настаиваю на том, что если бы эвакуация колонистов была начата вовремя, нам удалось бы избежать человеческих жертв. А что до базы, то её потеря была неизбежна. Одна эскадра, к тому же основательно потрёпанная в предыдущем сражении, не в силах противостоять целому флоту. Вице-адмирал Капачи это понимал и накануне своей гибели отдал распоряжение приготовиться к эвакуации на случай, если атаковавшая нас эскадра окажется лишь первой волной массового вторжения. Так оно и получилось.

— Стало быть, вы утверждаете, что контр-адмирал Эспиноза нарушил приказ командующего — пусть к тому времени уже погибшего?

— Нет, приказа об эвакуации не было. Был лишь приказ подготовиться, который формально ни к чему не обязывал.

— Понятно. — Адмирал Ваккаро поднялся с кресла, жестом велел ему не вставать, а сам неторопливо подошёл к окну и устремил задумчивый взгляд в лазоревое небо Терры-Сицилии. — Из всех выдвинутых против вас обвинений, бригадир, — произнёс он, не оборачиваясь, — самое серьёзное, разумеется, обвинение в мятеже. Что вы на это скажете?