Ким Харрисон - За пригоршню чар

Мне было видно, что она живой вампир из хорошего рода, хоть она это по привычке скрывала; я с ней чувствовала себя в безопасности. Работая надо мной, жажду крови она будет тщательно держать в узде. У живых вампиров так принято — дети и раненые священны.

Не в силах успокоиться насчет джинсов, я дышала часто и мелко, глядя на хаос, освещенный желто-оранжевым сиянием заходящего солнца.

— Ну-ка, что у нас тут? — сказала она, и я отпустила ногу и со страхом посмотрела.

Смертельного кровотечения вроде бы не было — только легкое, да еще громадный зарождающийся синяк, но болело кошмарно. Не сказав ни слова, доктор Линч открыла аптечку и открыла запечатанную бутылочку.

— Успокойтесь, это вода, — сказала она, видя, как я напряглась.

Она полила водой ногу и держала ее железными пальцами, промокая и вертя, бормоча, что сосуды порваны, и что остановить кровотечение будет страшно трудно, но жить я буду. Моя трехлетней давности прививка от столбняка ее удовлетворила, но к моменту, когда она наконец решила, что хватит с меня мучений, и наложила эластичную повязку, у меня живот весь узлами завязался.

Кто-то командовал трафиком, заставляя зевак проезжать мимо, не загромождать мост. Две машины с вервольфами остановились поблизости, вроде как «на помощь». Меня это нервировало. С одной стороны, пусть видят упавшую на пол с сиденья статую, с другой стороны — как бы чего лишнего не высмотрели.

Я не торопясь засунула пульт под здоровую ногу, подальше от взглядов. Ветер с пролива отдувал волосы с глаз. Я поглядела на прижатые к окнам проезжающих машин любопытные носы и засмеялась, хоть ребра и болели.

Нет, ничего, — сказала я, когда врач подозрительно на меня глянула. — Это не шок. Просто я жива.

Ну, похоже, такой и останетесь, — отозвалась она, беря меня за обе руки и укладывая их так, чтобы они опирались на колени и свешивались дальше. — Повезло вам.

Она полила водой из бутылки мне на руки, смывая грязь, потом перевернула их ладонями кверху. Джинсы промокли; в досаде я смотрела, как она берет из аптечки и открывает еще один пакет. Запахло антисептиком, хотя ветер тут же унес запах. Опять я дернулась и заойкала, когда она принялась смывать грязь и стекло с ладоней, опять она оценила мое нытье соответствующим взглядом.

Толпа вокруг росла; на Никовом грузовичке проглянула прежняя краска там, где смялся металл. Дженкс был внутри с Питером, Питера как раз выносили. По обочинам собирались вервольфы: кто на джипах, кто на крутых машинах, некоторые — на маленьких спортивных машинках. Ногой я чувствовала пульт, так и хотелось нажать кнопку и закончить с этим делом. Домой хочу. Ник.

А где тот тип, который в нас врезался? — спросила я, не находя его в окружавшей нас толпе.

Он цел, только колено повредил, — сказала врач, заканчивая с моими ладонями, Я их поднесла к глазам, разглядывая оставшиеся от ногтей следы. — По врачам побегает, но жив останется. — Темно-карие глаза остановились на миг на швах у меня на шее. — С ним там ваш гномон, — сообщила она, и я моргнула. Гномон? Это еще что за зверь?

Она его отвлекает, пока ОВ не приедет записать его показания, — добавила вампирша, и у меня глаза сделались круглые. Она об Айви говорила. Она решила, что я — наследница Айви, а гномон — так называется другая сторона в этих отношениях. Логично. Гномон — это та штука, которая отбрасывает тень в солнечных часах. Я чуть не сказала ей, что Айви мне не гномон, но промолчала. Какая мне разница, что она думает?

ОВ? — вздохнула я, теперь, когда ясно стало, что я буду жить, начиная беспокоиться о том, как все представляется со стороны. Врач ловкими движениями перевязала мне обе ладони. Об ОВ я не забывала, но если грузовичок не загорится до их появления, избавиться от потерявшей силу статуи будет куда трудней.

Вслед за мной она посмотрела на грузовичок, застыв при виде Дженкса и еще двоих, вытаскивавших переломанное тело Питера. Я думала, она наорет на них, что его сдвинули с места, и вообще удивилась, что она возится с легко пострадавшими, а не с ним — явно пострадавшим тяжелее всех, — но тут она наклонилась близко ко мне, будто разглядывая что-то в свете точечного фонарика, и сказала:

Ты плакала о Питере. О нас никто не плачет.

Потрясенная, я вырвалась у нее из рук.

Ты знаешь?..

С вампирской быстротой она вдруг оседлала меня, зажав мои бедра коленями и пригвоздив к бордюру. Я испугалась до чертиков. Одной рукой она держала меня за затылок, не давая двигаться, другой нацелилась мне в глаз фонариком — точно кинжалом. Она была в дюйме от моего лица, и никто не обращал внимания из-за ее медицинского халата.