Андрей Стерхов - Быть драконом

Выкурив до фильтра две сигареты, я потянулся за третьей, но тут меня позвала Альбина, и я пошёл в комнату.

Ведьма стояла у зашторенного окна спиной к двери.

— Они на кладбище, — сказала она, не оборачиваясь.

— На каком? — уточнил я.

— На том, что в Предместье.

Кинув взгляд на часы (было уже двадцать три двадцать восемь), я дал себе отмашку:

— Первый, пошёл!

И устремился в коридор.

— Успеешь? — спросила Альбина, проследовав за мной.

— Должен.

Ответил и обернулся, желая подбодрить. Альбина этого явно не ожидала. Закрыв лицо руками, она рухнула на корточки и взмолилась:

— Не смотри на меня, дракон! Ради Силы, не смотри!

Но было поздно.

Я уже увидел, в какую уродливую и седую старуху она превратилась. Моё сердце, лежащее на улице Марата, сжалось от сострадания, а холодный ум выдал сияние: «Дороговато нам порой обходятся собственные ошибки».

Вышел я, не прощаясь, а через полминуты уже выруливал со двора.

Выехав из колдобистых переулков на площадь Декабристов, я решился и позвонил в офис Тюрина. Не думал, что там кто-то есть, звонил чисто на удачу. Удача не подвела.

— Да, — ответил мужской голос.

— Я насчёт похищенного ребёнка, — упредил я все возможные вопросы. — Моя фамилия Тугарин.

Мужик на том конце провода здорово напрягся.

— Слушаю.

— Определитель есть?

— Да.

— Пусть Большой Босс выйдет на этот номер. Только срочно.

Тюрин перезвонили через несколько минут (я к тому моменту проносился мимо в Дома офицеров). По своему обыкновению Большой Босс попытался перехватить контроль над ситуацией.

— Твои условия? — сказал он спокойным, чуть глуховатым голосом.

— Угомонись, Иосиф Викторович, — охладил я его порыв. — Я твоего ребёнка не трогал.

— А кто?

— Есть один псих. Только сейчас вопрос «кто» не актуален. Сейчас актуален вопрос «где».

— И где?

— На кладбище в Предместье.

— Какого… — начал было он.

Но я его оборвал:

— Спокойно, Иосиф Викторович. Ребёнок жив. Если поторопимся, и дальше будет жить. Я уже лечу. Обещаю сделать всё, что в моих силах, но и ты уж давай постарайся.

Сообщив всё, что хотел сообщить, я сразу отключился, сосредоточился на дороге, сжал крепче руль и набавил скорости.

Выжимал я из движка всё, что можно, и даже больше, но когда подъехал к воротам кладбища, было уже без семи двенадцать.

И ворота, и калитка были заперты, я посигналил, но никто не подошёл. Пришлось — старость, не радость, — перебираться через забор. Куда деваться, перевалил. И даже штаны не порвал.

Пробегая мимо сторожки, понял, почему охранник не вышёл. Он не мог. Его расстреляли. Просто-напросто расстреляли. Видимо, среагировал бедняга на лай собаки, выглянул и, слова не успев сказать, получил три раза по девять. Так и остался лежать у крыльца с неестественно подогнутой ногой.

И дворнягу его тоже убили. Она лежала в конце кровавой полосы дальше по главной аллее. Похоже, ползла за ворогом до тех пор, пока окончательно не истекла кровью.

«Хорошая смерть, — подумал я, оббегая доблестную псину. — Если, конечно, прилагательное „хорошая“ вообще можно приставить к существительному „смерть“».

Вокруг было тихо, как и должно быть ночью в таком месте. Даже птицы не трещали. Только местные тополя, корявые и неухоженные, дружно шумели на ветру. А ветер усиливался. Небо затягивало тучами, и луна все реже высвечивала своим неверным светом скорбные холмы погоста. В воздухе всё явственней пахло грозой.

Я бежал по главной аллее, вертел головой и пытался высмотреть среди деревьев, оград и крестов тех, кого должен был остановить. Добрался до самого конца — до заваленного мусором забора, но так никого и не обнаружил. Глянул на часы. До полуночи оставалось четыре минуты. Впору было отчаяться.

Кому угодно, только не дракону.

Понимая, что бессистемно тыкаться по боковым аллеям не имеет смысла, я развернулся и побежал назад. Добравшись до центральной развилки, остановился, замер и превратился в слух.

И, слава Силе, услышал.

Откуда-то с юга-востока доносился тихий, ни на что не похожий звук. И я пошёл на него, как жертва вампира на Зов. Точнее — побежал.

Прошло не меньше минуты, прежде чем звук перестал быть единым и рассыпался на составляющие. Послышались жутковатое подвывание, уханье и скрежет. Я не сразу, но всё-таки догадался, что это магнитофонная запись. А потом — и что это за запись. Антонов-Демон подошёл к организации действа не без изуверской выдумки: записал органную мессу задом наперёд.