Андрей Стерхов - Быть драконом

Внутри всё оборвалось.

Я окончательно вышел из оцепенения, сорвался с места и поскакал вниз через две ступени.

Вылетая из подъезда, чуть не сбил с ног толстую бабку. Та взвизгнула и прытко, словно курица о петуха, отскочила в сторону. Замахнулась клюкой и взвыла: «Сталина на тебя нет, сволочь такая!» Спорить я с ней не стал. Против правды-то не попрёшь. Да и не до того было — уже несся семимильными к тачке.

Впрыгнул, завёл, вдавил педаль газа чуть ли не в асфальт и рванул с места в карьер.

А в голове стучало: «Время! Время! Время!»

Иной раз время тянется как жёванная-пережёванная жвачка, а бывает, летит стрелой. И что интересно: тянется тогда, когда тебе хочется, чтобы летело, а летит… А летит, понятно, когда. Капризное оно, время. Оно само по себе, а мы сами по себе. Фиг повлияешь. По этому поводу Вуанг хорошо сказал в одной своей хайку:

Такое оно, время; противостоять ему может только Сила.

«Было бы у меня Силы столько, сколько её у Михея Процентщика, — мечтал я, скользя из ряда в ряд, — всю бы, не задумываясь, потратил, чтобы время в Городе замерло до тех пор, пока не решу проблему».

Только не было у меня такой Силы, чтобы приказать «Замри, мгновенье!» И всё что я мог себе позволить, так это мечтать и проскакивать на красный свет.

Как ни торопился, а в офис всё-таки заехал — требовалось сменить продырявленную рубаху и залитый кровью пиджачок. Спешка спешкой, но первое правило дракона надо выполнять. Вряд ли, конечно, кто-то додумается, что чёрное на голубом — это застывшая кровь дракона, но зачем вообще давать повод задумываться?

Поэтому так.

Порывшись в шкафу, откапал свежую футболку с символикой итальянского клуба «Реал» и натянул. А поверх — дабы не пугать мирного обывателя пропахшей гарью кобурой — чёрную джинсовую куртку.

Переоделся, пригладил раздраконенные патлы, приказал себе «Вперёд!» и двинул.

Но на выходе — гоп-стоп! — путь мне преградили два амбала.

— Привет, дядя, — прокрякал тот, что нарисовался справа.

И бесцеремонно положил мне руку на плечо.

Разборки с ребятами Большого Босса не входили в мои сиюминутные планы, поэтому я спокойно-спокойно и вежливо-вежливо сказал:

— Будьте так добры, свалите.

И попытался протиснуться.

Но они дружно, как по команде, сдвинули плечи.

— Поедешь с нами, — ткнув мне в бок стволом, тявкнул тот, что стоял слева.

«Не тот проулок вы выбрали сегодня, парни, для прогулок, — подумал я. — Нынче прогулка по моему проулку — не самый полезный для здоровья моцион».

Мериться статусами с шестёрками-шестерёнками не имело смысла, и я их разметал. Просто разметал. Ушло у меня на это ровно три секунды. Тому, что навалился справа, разбил трахею, тому, что справа, сломал нос. Причём, рукояткой его же пистолета. А пистолет в кусты. Вот так.

Не надо ко мне цепляться, когда я на взводе. Когда я на взводе, во мне просыпается воин — свирепый и безжалостный. Даже Вуанг меня боится, когда я на взводе. Я и сам себя такого боюсь. В нашем случае, правда, это одно и то же. Но всё равно.

Потом я снова гнал так, будто пытался обогнать самого себя. И пока гнал, думал о том, что почувствовал Антонов-Демон, когда увидел мою чёрную кровь. Как он себе это дело объяснил? Что он себе нафантазировал? Что обо мне подумал? Или не обратил внимания? Мог и не обратить по такой запарке. Запросто.

«Но как бы там ни было, — решил я в итоге, — нужно будет обязательно зачистить его память. Найти и зачистить».

Потом мысль вильнула хвостом, и мне вспомнился один наш давнишний разговор с Ашгарром.

Как-то раз захожу к нему в комнату по какому-то делу, а он смотрит новости по CNN. Шёл репортаж о последствия американской бомбардировки Багдада, и как раз показывали мальчугана, потерявшего обе руки при взрыве. Я, отвыкший от телевизора, тотчас забыл, зачем пришёл, смотрел во все глаза на перевязанные культи, на измученное лицо ребёнка и не мог оторваться.

А потом вдруг Ашгарр спросил: «Как думаешь, причина действительно в мессианстве или всё же в банальном желании овладеть нефтяными полями?» С трудом протолкнув подступивший к горлу комок, я ответил, что не знаю, что не думал об этом. После чего выразился в том смысле, что если причина в первом, то это глупо — на слезах ребёнка светлое царство демократии не построить. А если во втором, то подло. Подло и до ужаса несправедливо.

Ашгарр после моих слов долго молчал, а потом вдруг спросил: «Помнишь легенду, в которой говорится, что нефть — это кровь ушедших драконов?» Такую сказку я почему-то не помнил, но центровая метафора мне показалась занятной. Было в ней нечто символическое. Мир людей, созданный на руинах мира драконов, существует за счёт пролитой драконьей крови — разве это не символично? Я поделился этим соображением с Ашгарром, а он меня ещё больше озадачил, сказав: «А что если это никакая не выдумка? Что если на самом деле нефть — это кровь драконов?» Я лишь недоумённо пожал плечами. Это сразу. А затем долго на эту тему думал. Зацепила она меня, честно говоря. Оно и понятно. Никто не знает, что такое нефть, выдвигаются разные гипотезы, ведутся ожесточённые споры, а истина, быть может, рядом. Быть может, вот она.