Урсула Ле Гуин - Порог (сборник)

Я никогда в жизни не забуду красоту и великолепие Всемирной ярмарки. Я знаю, что это великолепие связано с тем городом, где я непременно буду жить, и я всю свою жизнь готова отдать за это!

Самое лучшее — это, конечно, Конь. Мы пешком возвращались к остановке автобуса, который должен был отвезти нас назад в Сан-Франциско; мы целый день провели на Острове Сокровищ и очень устали; и до чего там было холодно! Дул холодный ветер и нес туман, но я вдруг увидела вывеску: "Самая большая лошадь в мире!". И я спросила, нельзя ли нам посмотреть. Бабушка никогда не говорит «нет», только на гребную экскурсию меня не отпустила. Так что мы вошли в эту дверь. Сперва, правда, тот человек сказал нам, что у него уже закрыто, но тут бабушка заглянула внутрь и говорит: "Господи, какая красота!" И она сразу очень этому человеку понравилась, и он нас впустил — одних, больше там никого не было. Он взял деньги и стал рассказывать о своем Коне.

Он назывался «першерон» и был очень красивый, серый в яблоках — такое бывает иногда небо над океаном. А голова у него — с меня! И когда Конь повернулся и посмотрел на нас своими огромными темными глазищами с длинными черными ресницами, у меня просто сердце замерло от ужаса и восторга. Он был великолепен! Но так терпеливо стоял в своем стойле на сухой соломенной подстилке! Рядом с ним хозяин, очень крупный мужчина, выглядел, как маленький мальчик. А потом я робко спросила, можно ли мне до Коня дотронуться. И его хозяин сказал: "Конечно, детка!" — и я осторожно коснулась блестящего, серого в яблоках плеча, Конь повернул ко мне голову, и я погладила его по широкой мягкой морде и почувствовала его теплое дыхание. А мужчина приподнял одну из передних ног Коня и показал нам, какое у него огромное копыто. За копытом росла жесткая курчавая шерсть, которая называется «щетка», а само копыто было размером с деревянное блюдо для хлеба, и на нем были огромные подковы, прибитые гвоздями. И хозяин Коня спросил: "Не желает ли маленькая леди прокатиться верхом?". И мама сказала: "Ах, нет, нет!" — но бабушка спросила у меня: "Ну что, хочешь на нем покататься, Вирджиния?" И я даже ответить ей сразу не смогла: мне казалось, что сердце у меня раздулось, заполнило всю грудь и готово выпрыгнуть наружу. Хозяин Коня помог мне перебраться через ограду стойла, а потом подсадил меня, даже чуть подтолкнул, и я уселась верхом на Самую Большую Лошадь в Мире. Спина у Коня была шириной с кровать, и ноги мои смешно торчали в разные стороны… И он был очень теплый! Я потрогала его гриву, заплетенную в косички — много-много косичек, закрученных тугими, почти белыми узлами, свисали с его великолепной серой шеи. И он так смирно стоял… Только мы никуда не могли с ним поехать, потому что он был в своем стойле привязан. "Когда вы его выводите?" — спросила бабушка, и мужчина ответил: "Обычно очень рано, до того, как откроется ярмарка. Проведу его в поводу по ближним улицам вверх-вниз, вот и все". — "На это наверное стоит посмотреть!" — сказала бабушка, и я представила себе эту картину, огромный Конь осторожно и неторопливо, горделиво выгибая шею, выступает ранним утром по улице и в тишине, как гром, как землетрясение, впечатывает в мостовую свои тяжелые подковы…

Возвращаясь домой на микроавтобусе, я все думала об этом Коне. Когда я приеду домой, то непременно напишу о нем стихотворение. Я вновь представляю себе все то, что я видела, и то, чего я так и не увидала: гуляющего по улице огромного Коня — в утреннем тумане, в полной тишине у подножия Башни Солнца. И я постараюсь вложить в это стихотворение весь тот восторг, который испытала, увидев это великолепное животное. Ибо для того я и родилась на свет: быть терпеливой служанкой всего прекрасного.

Я закрываю глаза и вижу фейерверки. Распускаются огненные цветы — точно яркие хризантемы над темным берегом. А-ах! — вздыхают все. Возможно, фейерверки — это единственная в мире вещь, способная вызвать у меня абсолютное удовлетворение.

Сегодня весь день перед отелем реяли флаги и знамена, звучали громкие речи. Наши храбрые ребята! Наши славные победы! В общем, гунны во время очередного набега.

Я закрываю глаза и вижу Брюва, бегущего по пляжу, ему годика три-четыре, и он бежит впереди Мэри и меня. По субботам мама доверяла нам присматривать за ним, она в этот день в магазине не работала, так что у нее получался как бы выходной. Вы, девочки, глаз с него не спускайте, не то он улетит от вас по пляжу, как пушинка чертополоха! Да, ему тогда было три или четыре годика. Но мы о нем не беспокоились, он боялся заходить в воду.