Татьяна Гуськова: Дети ночного неба

— Ну что, все готово?

Он обернулся с недовольной гримасой.

— Что так дол… — тут увидел мой наряд, маленькие глазки зацепились за пряжку на поясе, и недовольство сменилось подобострастным выражением.

— Госпожа шакья, [2] Шакья — потомственный воин. Танцовщицы с мечом, происходящие из таких семей, тоже шакья. да что же вы сразу-то не сказали?!

Я прервала его излияния, напомнив о зрителях в зале. Трактирщик кивнул и, выйдя за занавески, объявил мой выход.

Тут же стало тихо, как во время моих других выступлений. Тогда я заставляла зрителей ждать, пока тишина не зазвенит, и торжественная песнь воинов шакья сопровождала мой выход, и Шайра гордо блестела в моих руках.

Тшиту тихо звякнул, когда я раздвинула им занавески. Первые тоскливые ноты заставили меня вздрогнуть, и удивленно уставиться в темноту зала, где одинокий голос за кругом свечей приветствовал меня. Шакья! Собрат воин. Неожиданно мне стало стыдно за неряшливый наряд и фальшивый меч, но что-то менять было уже поздно, и я шагнула в круг свечей.

Задуманный мной танец назывался «Лунное Сияние». Этот самый простой, но зрелищный танец, рассчитанный на непосвященную публику, танцевали даже простые уличные танцовщицы, но при дворе он считался дурным тоном. Довольные зрители, после того, как последнее движение было завершено, завопили, требуя продолжения, и это грубое нарушение обычаев шакья будто перевернуло все внутри. Я словно почувствовала из темноты немое страдание того, кто пел мне, и, сделав несколько взмахов мечом, привлекла к себе внимание зрителей.

— Я рада, что вам понравилось мое мастерство, но, прежде чем я продолжу, не согласитесь ли вы оплатить его?

Лучше бы я этого не говорила — первая монета чуть не вышибла мне глаз.

— Полегче, неужели я вам так не угодила, что вы хотите меня убить?

Возражение возымело действие.

После того, как вполне приличный дождь из монет иссяк, я вновь вышла на середину круга.

— А сейчас особый танец. Он для того, кто приветствовал меня.

Наверное, каждый в зале довольно вздохнул, думая, что я говорю про него, ведь он так громко хлопал и орал.

И я начала танец. Это было все то же «Лунное Сияние», но его более древний, изначальный вариант, такой, каким его танцевала Шаванси перед Лугшем, духом тьмы.

Тшиту жалко визжал, не успевая за ритмом, он был неприспособлен для подобной скорости, его фальшивое лезвие свистело в воздухе, грозя отлететь куда-нибудь.

Когда ритм замедлился, и я получила возможность осмотреться, мне почему-то бросилось в глаза самодовольное лицо человека в форме стражника, того, с которым разговаривал хозяин. Но долго думать над этим времени не было, танец вновь увлек меня, заставив забыть обо всем.

Снилась мне тишина. Тишина, что наступила в зале, после того, как я закончила танцевать. Тишина недоумения. Люди не могли понять, что они увидели. Хорошо это или плохо? Они расходились молча, погруженные в себя, и на плату я могла не рассчитывать. Того шакья, что всколыхнул во мне воспоминания, приятные и нет, я так и не нашла. Трактирщик никакого другого шакья, кроме меня, припомнить не смог.

— Вставай! — меня грубо потрясли за плечо. Удивленная появлением кого-то в своей вроде бы запертой каморке, я открыла глаза. Над моей постелью возвышались двое стражников.

— В чем дело?

— Это тебе господин наместник объяснит.

Я, недоумевая, оделась, ссориться с местной властью не хотелось. Но что могло понадобиться наместнику от меня? Взглянув на туповатые и недобрые лица своих сопровождающих, я решила, что спрашивать у них не стоит.

К резиденции наместника пришлось тащиться почти через весь город, что при размере оного, вовсе не так далеко.

Роскошеством убранства ни внешняя, ни внутренняя сторона наместничьего дома не поражала, скорее даже наоборот — были заметны следы упадка и разрушений. Наместника мы застали во дворе.

— О, это вы уже вернулись, а я только хотел верхом прокатиться.

Конюший, словно подтверждая его слова, вывел во двор роскошного серого в яблоках жеребца, который не соответствовал ни наместнику, ни его дому, наверняка взятка от какого-нибудь купца за возможность беспошлинно торговать в городе. Конек норовисто фыркал, прядал ушами и дергал головой, норовя вырвать поводья из рук.

— Красавец, правда? — наместник, видя мое восхищение, похлопал зверя по шее. — Ладно, Севр, ты пока погуляй с ним, а я займусь госпожой Чиа, или вы предпочитаете, чтобы вас называли Альча?