Алан Гарнер - Совы на тарелках

— Поступай, как хочешь, мальчик.

— Гув сказал, я должен остаться.

— Значит, оставайся.

— Тебе все равно?

Они продолжали идти, подошли уже к задней стороне дома, где были вторые ворота.

— Тебе, значит, безразлично? — повторил он. — Тебе никто не нужен?.. Ни я? Ни он? Ни это место?.. Никогда не были нужны, да?..

— Зато тебя в Лондоне очень ждут! Соскучились!

— Я остаюсь. Мам, слышишь? Я остаюсь!

Нэнси уходила дальше, он стоял у ворот.

— Мама!

Она вдруг повернула обратно, но не задержалась ни на минуту. Она шла и что-то кричала, и дождь смывал все ее слова, и в нем таяло, растворялось ее призрачное лицо, а темные контуры фигуры светлели, превращаясь в паутину, исчезали…

Некоторое время Гвин смотрел на то место, где она только что была видна, потом полез в сад через запертые ворота.

Элисон сидела у окна, вытирая полотенцем волосы. Она слышала в доме какие-то звуки, движение. Роджер хлопал дверью своей спальни, входя и выходя, а теперь пустил воду в ванной.

Поверхность рыбного водоема под дождем была похожа на пластину олова.

Вот на дорожке появилась Нэнси, она шла очень быстро, Гвин следовал за ней значительно медленней, по чемодану в каждой руке. Он моргал под дождем, потом закинул голову, стал ловить ртом его струи. Казалось, чемоданы вырвут его руки. Кисти торчали из манжет рубашки, а рукава плаща задрались выше локтей.

Он шел за матерью по дорожке, мимо конюшни. Потом скрылся из вида.

Элисон обкрутила полотенцем голову, спустилась по лестнице на нижнюю площадку. Краны в ванной ревели.

— Роджер!

— Что тебе?

Он откашлялся: видно, захлебнулся водой.

— Роджер!

— Что случилось?

— По-моему, они уехали. Совсем. Нэнси и Гвин. Потихоньку, когда никто не видит. Мама очень разволнуется. Что нам делать?

— Я лично принимаю душ. Эти проклятые перья!

— Роджер, может, мне побежать за ними?

Роджер никак не мог откашляться.

Элисон помчалась в переднюю за плащом, оттуда выбежала на лужайку, через нее — к воротам. Полотенце по-прежнему окутывало ее голову, как тюрбан. Дождь стоял стеной.

Наверное, они пошли за такси. Вызвать по телефону. Из будки… Конечно, я их там поймаю.

Дорога проходила с одного высокого скалистого берега на другой, через хлипкий мост. Возле него из дождя и камня выросла фигура человека, которого она узнала, когда подошла ближе. Опершись на перила моста, стоял Гув Полубекон. Он смотрел, как прибывает вода в реке. На спину себе он набросил и приколол булавкой большой мешок, конец которого почти касался земли.

Элисон остановилась. Она зачем-то сдернула тюрбан, перекинула полотенце через руку, встряхнула распущенными волосами, подставляя их дождю.

— Добрый день, — сказал Гув. — Льет как из ведра, верно?

— Вы видели Нэнси и Гвина? — спросила Элисон.

— Они пошли в магазин. Ненадолго.

— Вы уверены? — сказала Элисон. — По-моему, они уезжают.

— Они скоро вернутся, — сказал Гув. — Они не уедут.

— Зачем же они взяли свои вещи?

— Просто так. Для тренировки… Зачем ты так мокнешь, девочка? Ты не привыкла к этой погоде, как я. Можешь простудиться. Я возвращаюсь домой. Идем со мною.

Он взял Элисон за руку, повернул обратно, лицом к дому.

— У меня есть для тебя кое-что, — добавил он. — Подарок.

— Подарок? Для меня? — удивилась Элисон. — Сегодня не день моего рождения.

— Только нехорошие люди ожидают для подарков дни рождения, — сказал Гув. — У меня просто подарок, и все.

— А какой? — спросила Элисон. И потом: — Вы уверены, что они вернутся?

— Просто подарок, — повторил Гув. — Да, я уверен.

Они подошли к конюшне с другой стороны. Гув достал ключи на кольце, встряхнул ими. Все они были отполированы пребыванием в его кармане.

— Ты никогда не была у меня?

— Нет, — ответила Элисон. — Смотрите, та дверь открыта. А мы…

— Да, она теперь открыта, — сказал Гув.

— Нужно рассказать Роджеру. Что за ней?

— Ничего, — ответил Гув.

Он отпер низкую зеленую дверь и провел Элисон внутрь.

— Извини, что такой беспорядок, — сказал он.

В комнате были каменные стены, покатая крыша с обнаженными балками потолка, и поначалу казалось, что здесь никто не живет. Не может жить. Это просто кладовка в пристройке, предназначенная для всякого хлама, забитая сейчас ящиками и корзинами, крашеными канистрами, мотками веревок, банками с маслом, деревянными молотками, ржавыми железными инструментами, коробками с гвоздями, щетками для прочистки труб, удочками. В помещении не было никакой мебели, только несколько досок лежало на двух поперечных бревнах, а на доски, увидела Элисон, были брошены одеяла и мешок с соломой, заменявший подушку.