Кристофер Сташефф - Чародей как еретик

С пушечным выстрелом в воздухе возник Джеффри, подняв руку вверх, и булава отскочила от невидимого щита.

— Так ты еще дерешься? Ты, несший слово Христово? Ты, повелевавший рыцарями и графами! Ах ты извратитель Евангелий! Монах-отступник! Ты недостоин твоей сутаны!

До смерти перепугавшийся архиепископ обрушил на Джеффри целый дождь ударов, но тот уворачивался без всякого труда.

Кто-то из солдат засмеялся, не веря своим глазам. Затем еще один, другой, и вскоре все войско хохотало над этим уморительным зрелищем: мальчишка берет верх над еще недавно внушавшим страх архиепископом.

Ди Медичи испустил вопль безысходного отчаяния и ринулся в атаку.

— Черта с два! — рявкнул Род. — Вперед, Фесс! Огромный черный конь заржал и прыгнул к герцогу.

Ди Медичи заметил это и повернул в их сторону. Блеснул обнаженный клинок.

Род парировал удар и по инерции налетел на врага. Непробиваемый Фесс врезался в герцогского жеребца, и герцог качнулся в седле. Род сграбастал его сзади, и шея герцога оказалось зажатой в сгибе руки чародея.

— Господь предает его в руки мои! — воскликнул Род. — Сдавайтесь, милорд, сдавайтесь! Все, кто пошел вслед за предателем, сложите оружие, или он умрет!

Один за другим рыцари бросали свои мечи, а пехота, довольно ухмыляясь, отшвыривала прочь пики.

Кроме той дюжины рыцарей, которая наконец-то ухитрилась стащить с лошади леди Мэйроуз и скрутить ее — а она верещала, вопила и, вообще, кляла их такими словами, которых они в жизни не слышали от леди. Короче, шум стоял такой, что лорда Чародея они просто не расслышали.

Булава выскользнула из обессилевших пальцев архиепископа.

— На колени! — громыхнул МакДжи. — Покайся, пока не поздно!

Архиепископ посерел лицом, сполз с коня, пошатнулся и упал в обморок.

Тяжело дыша, Род поднял глаза и увидел Туана, преспокойно садящего верхом, закинув одну ногу на луку, и ухмыляющегося до ушей.

— Между прочим, могли бы и подсобить, Ваше Величество! — укоризненно нахмурился он.

— Вот еще, — невинно пожал плечами Туан. — Вы с вашим потомством прекрасно управились сами!

Косые лучи полуденного солнца падали сквозь высокие окна тронного зала, отливая золотом на пышных одеждах знати. Король и королева, облаченные в пурпурные мантии, восседали на троне, под шелковым балдахином.

Перед ними, в новенькой рубахе и штанах, стоял Хобан. Он очень старался гордо держать голову и не втягивать ее в плечи, но, кажется, стоя перед архиепископом, он и то был не так перепуган.

— Пусть знают все, — рявкнула луженая глотка герольда, — что этот добрый человек, по имени Хобан, храбро проник в монастырь Святого Видикона, понимая, что ждет его в случае неудачи, но будучи преисполнен решимости узнать сведения, жизненно необходимые Его Величествам, помог изловить предателя Альфонсо и тем самым поспешествовал одержанию победы на равнине Деспар. В знак признания названных заслуг, Их Величества награждают его почетным Орденом Прялки!

Зал взорвался взволнованным гомоном. Это была высшая награда, какой только могли наградить принадлежащих к Четвертому Сословию. Туан кивнул сэру Марису, который выступил вперед и опустил цепь на шею Хобана. Тот с изумлением уставился на орден, закачавшийся у него на груди.

Протрубили фанфары, и придворные умолкли. Катарина вздернула голову:

— Чтобы должным образом наградить твою доблесть, храбрый Хобан, мы освобождаем тебя от крепостной повинности, объявляем тебя свободным йоменом и нарекаем Бравым!

В этот раз крики были еще громче и гораздо доброжелательней. Хобан покраснел, как свекла.

— Ваше Величество… я не достоин…

Туан прервал его, подняв руку, и подал жест герольду, который снова протрубил.

Придворные притихли, и король добавил:

— Жалуем тебе десять акров земли, в полное владение тебе и всему твоему потомству! Десять акров в графстве Скиччи, бывших владениях ди Медичи, а ныне в пределах владений лорда Верховного Чародея!

Хобан чуть в обморок не упал, а рокот голосов придворных зашумел, прямо как прибой. Награждать лояльных вассалов наделами из владений бунтовщиков было в порядке вещей, но этот дар возвещал о начале королевского правосудия.

— Господин мой, это же так далеко от нас, за горами, — шепнула Гвен на ухо мужу.

— Знаю, дорогая, — ответил Род. — Но кажется, сейчас не совсем подходящий случай говорить, что я терпеть не могу быть землевладельцем.